— И как вернуться назад? — спросил странник, обращаясь неизвестно к кому. — Кто тебе ответит, не Кир же…
Едва он произнес это, как свет погас, разлилось радужное сияние, в воздухе появилась морозная свежесть. Густав зачерпнул обеими ладонями снег и начал жадно его кусать. Затем перевернулся, как в лихорадке. В отдалении темнела чья-то фигура, и странник направился к ней, чувствуя, что силы совсем его покинули.
— Кир! Кир, я путешествовал в пространстве, как Легион! Я оказался в гребаной пустыне!
Мгновение — и он снова в пустыне.
Густав мог поклясться, что перемещение в пространствах происходило за какой-то крохотный промежуток времени, неизвестный и неведомый ни одному живому организму на Земле. Он опять остался один, посреди высушенного русла, прорезанного чистильщиком. Но снег и холод немного отрезвили его ум, придав уверенности и сил.
То, что сейчас происходило с ним, не убивало, а лишь выводило из себя. И в этом можно было отыскать некую закономерность, он уловил систему.
— Мысли и образы, — сказал странник безмолвному солнцу. — Мне нужно всего лишь думать о том месте и не вспоминать это. Господи, как трудно…
Он прижал пальцы к вискам и зажмурился до боли в скулах, представляя перед собой Кира. Языки ледяного воздуха, как бритвой лизнувшие открытые участки тела, возвестили о том, что опыт удался. Густав открыл глаза и тут же дал сам себе сильную пощечину, физически выбивая из головы все то, что туда залезло за последние минуты.
— Кир, где ты?! — крикнул он. — Нам нужно скорее выбираться!
«Скорее, скорее, скорее!»
— Сюда, — послышался слабый голос, и странник пошел на него.
Понадобилось совершить двадцать долгих шагов, прежде чем он нашел хирурга. Тот лежал на боку и рыдал. Соленые слезы не замерзали, но оставляли на его лице широкие блестящие следы, словно там проползла пара слизняков.
— Поднимайся. — Густав схватился за веревки, опоясывающие хирурга, и дернул его обмякшее тело на себя. — Поднимайся, сука!
В хорошие времена странник взревел бы от злости и отчаяния, но сейчас единственное, на что он был способен, так это тихо и едва слышно говорить.
— Надежды разума тщетны. — Кир захихикал. — В пустых глазницах бытия мы лишь пылинка, которая исчезает в прибое морского бриза. Машины без пассажиров, дети без будущего и котенок из прошлого. Мы влипли. Влипли, превратились в муху!
— Тупица, — пробормотал Густав, стараясь не вслушиваться в бред хирурга.
Он обошел его стороной, взялся за веревку, намотал ее на предплечье и потянул несопротивляющегося Кира по снегу, как сани.
Было тяжело. Даже слишком. Густав шел, спотыкаясь на каждом шагу, но еще больше сил из тех, что имелись в запасе, уходило на то, чтобы сосредоточиваться на разных мелочах. На предметах, которые ничего не значили. И не думать о пустыне.
Судя по тому, что Воронеж и снег не исчезали из поля зрения, справлялся с этим он пока что отлично.
У самого склона он оставил хирурга лежать на земле, сам же полез наверх, чтобы сесть за руль корабля и наконец-то перестать сдерживаться в мыслях, освободив захлебывающееся подсознание из песочного плена.
Кир, лежа на спине и бесконтрольно размахивая руками и ногами, орал во всю мощь легких:
— Машины без детей! Бездна вырванных глаз! Зубы на ветру! Я не пойму! У земли есть лица, в ней замурованные! Дети лежат околдованные! Я смотрю на Луну! Шею к ней свою вырываю и тяну! Странник, забери меня отсюда! Переговорщик! Младенцы! Боже мой, они вылезают у меня из пяток! Дети без пассажиров!
Густав сделал последний рывок, плюхнулся на сиденье и нажал на газ, медленно трогаясь с места и искренне надеясь, что Кир не повредит себе ничего жизненно важного. Ни на что другое у странника просто не осталось сил.
Глава 18
— Этот парень, лидер. Он повесился!
Ира рыдала, припав к груди Кира. Хирург поморщился от боли, но не стал отстранять от себя жену. Густав, стоявший за его спиной, видел, как из пореза куртки хирурга торчал гагачий пух, отличавшийся полезной особенностью никогда и ни при каких обстоятельствах не разлетаться. На заплаканном лице Иры не читалось ничего, кроме страха. Похоже, она не заметила того странного, что недавно произошло с ее мужем.
— Больно, — стонал Кир. Он полулежал на пассажирском сиденье, упираясь коленями в приборную панель.
Минут пять, после того как Кир и Густав тронулись в обратный путь, они ехали не разговаривая, слышны были только крики Кира. Оба хотели убраться от аорты как можно дальше. Она звала их к себе, тянула многотонным магнитом. Нельзя было потеряться в волшебном мареве, мерцающем где-то позади, между разрушенных домов. Сейчас это была единственная и самая главная задача. По крайней мере для Густава. Потому что у хирурга внезапно возникла другая проблема.
— Черт! Веревка прилипла к телу!
Кир расстегнул куртку и просунул руку за пазуху. Когда она зашла под веревку, которую он так и не успел снять, гримаса боли снова исказила его лицо.
Странник остановил корабль и внимательно осмотрел хирурга:
— Веревка расплавилась?
— Да. И припаялась к телу. Отдирается вместе с кожей.