Хирург и она; Матрица

- От Калигулы, Суллы, Наполеона, Сталина... Людьми управлять приятно. Потом, правда, особенно если все получается, режиссеры начинают презирать массовку и вместо спектакля получается Освенцим или Гулаг. Понимаешь, любая карьера, в том числе и императорская - это удачно разыгранный спектакль. Если режиссеру удалось найти хороший сценарий, удачно подобрать актеров, суфлеров, рабочих сцены, критиков, журналистов, публику, наконец, то получается успех, как следствие, ведущий к следующей постановке. И человек перестает быть человеком и становится режиссером-постановщиком.

- Все это грустно...

- Конечно, если у тебя сердце статиста...

- Ты хотел сказать - дискета статиста? - засмеялась Даша.

Хирург залюбовался ее ровными зубами.

- Да... Послушай, давай я тебе вставлю одну дискету? Она тебе будет в самый раз.

- Вечером вставишь? - хамила она очаровательно.

- Нет, сейчас.

- Ну, вставь.

- В банке, в который ты поступишь, ты должна вести себя, так, как вела себя с Чихаем. В этом банке будет тоже самое, что и у него. Будет и Чихай, будут и мертвые женщины, будут шестерки и Владимиры Константиновичи. Не жди от них ничего. Даже от умненьких Владимиров Константиновичей. Их бьют и они умненько делают все, что им скажут. Будь режиссером. Бери все сама. И четко обозначь цель. Чего ты от них хочешь? Скажи.

- Я хочу... я хочу утвердиться среди них. Утвердиться, чтобы понять...

- Что понять?

Дашины глаза, когда-то бесцветные, лучились мягким светом.

- Что ты лучше их всех. И еще я хочу, чтобы на меня смотрели. Я пока хочу внимания. Я понимаю, что... Слушай, Вить, этот человек, который сидит за твоей спиной... Он смотрит, смотрит... и внимательно нас слушает. И я боюсь его...

Лихоносов обернулся. За ближайшим столиком сидел господин в сером костюме и черных очках. Сидел и, не отрываясь, смотрел на Дашу.

- Ну и пусть смотрит, - повернулся Лихоносов к женщине. - Ты же этого хочешь, чтобы на тебя все смотрели. Кстати, он похож на одного из "Матрицы". Ты не находишь?

- Похож и к тому же смахивает на того человека, который меня в апреле чуть у собственного дома не задавил. Пойдем отсюда, уже поздно.

Лихоносов, кивнув, пошел расплачиваться. Они вышли, погуляли по Арбату, прошлись по бульварам и поздним уже вечером поехали домой.

73. Голова была цела...

Даша проснулась в огромной спальне под сияющим атласным одеялом. Огромная золотая кровать, ее пристанище, стояла под величественным балдахином из красного узорчатого бархата.

На стенах спальни, покрытых искусной обивкой, висели старинные темные картины в тяжелых резных рамах. На полу лежал красный пушистый ковер, у кровати на нем распласталась шкура белого медведя. Мебель - трельяж, секретеры, стулья и пуфики - притягивала глаза и молила о прикосновении. На окнах застыли тяжелые бордовые гардины - стражи утреннего сна. Решив не думать, сон это или не сон, Даша глянула за голову и увидела шнурок звонка.

Рука сама дернула его. Через минуту в дверь постучались, Даша, не зная, что делать, говорить "да" или молчать, - дернула шнурок вторично, и в комнату вошла горничная в строгом голубом платье, обделанным белыми кружевами.

Подойдя к кровати, она, хрупкая, совсем юная, радостно заулыбалась и проворковала:

- Знаете, сколько вы проспали, Гортензия Павловна? - Полтора суток! Почти тридцать семь часов! Михаил Иосифович вчера за обедом вас спящей красавицей назвал. Он так по вас скучает... Места себе не находит.

Даша решила молчать. Когда тебя называют Гортензией Павловной и когда по тебе скучает какой-то Михаил Иосифович, судя по всему, любящий и весьма богатый муж, лучше помолчать.

А горничная, переодевая Дашу в утренний пеньюар, продолжала щебетать:

- Сейчас мы умоемся, потом вас посмотрит Леонтий Ефимович, он давно ждет в гостиной. Он сказал, что не сегодня-завтра вы окончательно выздоровеете и все вспомните...

"Лихоносов! Лихоносов меня перепрограммировал, как Авдеева! И Михаил Иосифович - это он!" - мелькнуло в голове Даши. Ее рука потянулась к голове, ощупала затылок, темя, даже виски.

Голова была цела, дырочек и выбритых мест в ней не было.

"Нет, этого не может быть... Откуда у Лихоносова дворец, личные врачи и горничные? А может... может, там, в реальном мире, поменяли дискету?"

Даша замерла, однако в голове ничего инородного не чувствовалось, она успокоилась и посмотрела на горничную потусторонним взглядом.

- Вы, наверное, опять забыли, как меня зовут? - спросила та, шагнув к хозяйке в порыве сострадания.

Даша улыбнулась, двинула смущенно губами.

- Вы не расстраивайтесь, все будет в порядке. Меня зовут Флора. Правда, на самом деле я - Александра, но Михаил Иосифович, принимая меня на службу попросил, чтобы я была Флора... Вы такая красавица, Гортензия Павловна! Вы точно от бога, правильно Михаил Иосифович говорит!

"Флора, Гортензия! Ну и вкусы у них там", - подумала Даша.

- Михаил Иосифович так за вас переживал! - продолжала щебетать Флора-Александра, помогая госпоже причесаться. - Он прямо как юноша волнуется, только о вас и говорит... Вчера сказал, что из-за этой истории с Дашей у него несколько сделок сорвалось"