Хирурги человеческих душ

И вот, минули годы, а муженёк ничуть не изменился. Он снова принялся «крушить налево и направо». А ведь если бы Татьяна сразу поставила его на место, то и нового «ультиматума Подлужного» не случилось бы. Вот почему текущей беспокойной ночью она решила не уступать зарвавшемуся Алексею. Единственное, молодая мама терзалась в выборе «средств отрезвления», которым стойко препятствовали «два главных обстоятельства её жизни». Каждое из этих «обстоятельств» сейчас сопело носиками-курносиками в постели. И каждое из них было выше жизни Татьяны.

4

На диванчике маялся бессонницей и профессор Серебряков. Семейная перепалка с затем взбудоражила и Владимира Арсентьевича. В Алексее его до болезненности притягивали как раз те черты характера, что одновременно вызывали и острое неприятие: независимость и смелость в делах и поступках, которые тот доводил до конца. Иначе говоря, привлекало как раз то, чего остро недоставало самому тестю. Болезненность же восприятия этих качеств Подлужного профессором объяснялась тем, что в нём-то самом судьба вытравила их практически невосстановимо. Насовсем. Да и откуда же было им взяться, при его-то детстве? А выдались оно, ой каким жёстким.

Серебряков Владимир Арсентьевич отнюдь не получил свою звучную фамилию от рождения. Её для себя он придумал сам. В одиннадцатилетнем возрасте. Не без помощи одного доброхота. А до того он был Вовой Анненским.

Родители мальчика происходили из боковых ветвей двух знатных дворянских родов. Отец Вовы Анненского Советскую власть признал, и уже в середине двадцатых годов занял довольно важный хозяйственный пост в Среднегорске, куда был откомандирован из Москвы на укрепление экономических кадров. Да так и осел с женой и народившимся сыном на Урале. В 1937 году Анненский-старший был репрессирован за то, что прежде в экономической науке и в хозяйственной практике придерживался взглядов Бухарина⁴⁶ – видного большевистского вождя. Если Бухарина расстреляли, то незнакомый с ним лично Анненский получил десять лет лагерей, где заболел и умер. Жена экономиста Анненского не перенесла потрясений и ненадолго пережила его.

Малолетний Вова Анненский стал круглым сиротой. В 1938 году он был «определён» в детский дом. Надобно отметить, что чекисты, вольно или невольно причастные к его судьбе, не забыли о нём самом. К нему был прикреплён некто Рунов, который стал опекать мальчишку – самобытная советская практика той годины. Наставник-чекист и надоумил подопечного официально отречься от ошибок отца и сменить «компрометирующую фамилию». Во имя светлого будущего. Тогда гибко мыслящий Вова Анненский и перевоплотился во Владимира Серебрякова. Всё тот же влиятельный опекун помог ему впоследствии поступить в институт, а затем – в аспирантуру. По иронии судьбы коронной темой экономических исследований Серебрякова стал социалистический хозрасчёт – то, на чём, в частности, и «погорел» его отец. Потому-то «битый временем и обученный старшими товарищами» Владимир Серебряков впоследствии никогда не лез в ересь и свято придерживался официальных догматов советской экономической науки. Хотя далеко не все из них разделял. Во многом благодаря тактической выдержке и благоприобретённой опаске он выбился в люди и пробился в среднегорскую интеллектуальную элиту.

О подоплёке родословной мужа даже до Людмилы Михайловны докатились основательно переиначенные сведения. Что до Татьяны, то правда о происхождении отца и вовсе была преподнесена в виде подлакированной легенды.

Таков был Вова Анненский – он же Владимир Арсентьевич Серебряков. И в свете изложенного становится понятным, почему тесть исподтишка отчасти завидовал своему зятю, а отчасти терпел, «блюдя китайский нейтралитет». До поры до времени.

Глава шестая

1

Редкий случай: Подлужный прибыл в прокуратуру после свидания с женой не преисполненным энергии и готовностью свернуть горы, а вялым и разбитым. За выходные Татьяна так и не поддалась на попытки мужа к сближению. Столь непримиримой Подлужный её прежде не знал. Вот при таком разладе и наступил понедельник. Впрочем, с утра произошло событие, взбодрившее следователя.

«Скажи мне кто твоя подруга, и я скажу, как выглядишь ты», – перефразировал на собственный лад знаменитый афоризм Подлужный, когда в его резиденции, с опозданием на добрую четверть часа, появилась «гражданка Соболева О.». Она не представилась следователю, однако обыденная формальность в данном случае представлялась совершенно излишней.

Алексей с первого шага гостьи распознал кто перед ним, поскольку та и чертами лица, и высоким ростом, и стройной фигурой, и даже смуглой кожей чрезвычайно напоминала… Марину Алькевич! Первоначально даже возникло впечатление, что та воскресла и заявилась в надзорный орган чрезвычайно возмущённая волокитой по уголовному делу и тем, что её убийство до сих пор не раскрыто. Различие заключалось лишь в том, что «Соболева О.» оказалась более миловидной и изящной. Тогда как привлекательность Марины Алькевич была грубоватой и хипповой.