Хирурги человеческих душ

Иначе говоря, иногда не столь важно «что» подано, сколько «как». Так и Соболева умела «подать себя». Впрочем, с обратным знаком в сравнении со странным посетителем ресторана – словно дорогое и редкое произведение искусства кокетства и обольщения. Красивая, и (объективно) вместе с тем не исключительная женщина, она искусно преподносила собственную самость, как бы немо изъясняясь: «Вам крупно повезло! Цените выпавший шанс и миг общения со мной! Кто знает, для вас столь редкостная удача, возможно, не повторится уже ни-ког-да».

Она обильно источала флюиды мессианского превосходства, точно фактом своего присутствия уже одаряла благодатью приближённых к ней. В ней было то, что отсутствовало в советских женщинах (хотя внешний шик и блеск зачастую скрывают внутреннюю нищету). И молоденькая дамочка Соболева пыталась встать с мужчиной Подлужным (старше её на десятилетие) «на одну ногу». Как равная с равным.

Увидев, что девушка готовится закурить, Алексей собрал воедино тот оставшийся за минуты контакта с нею остаток прокурорской спеси, которой он обладал, чтобы невозмутимо предупредить её: «Сожалею, у нас к тому же и не курят». При этом его физиономия сама собой едва не приобрела угодливого выражения.

– Ах! Простите, бога ради…, – воскликнула милашка с секундной заминкой.

– …маленькую девочку, – оправляясь от психологического нокдауна и вновь становясь самим собой, подсказал ей Подлужный, вспомнив телефонное недоразумение между ними.

– …маленькую девочку, – посмеиваясь, закончила предложение собеседница, убирая сигареты. – Я совсем упустила из виду, что нахожусь в этом… В монастыре правосудия.

– Пред вами отнюдь не игумен и тем паче не евнух, – игриво погрозил ей пальцем следователь, втайне радуясь, что обольстительница находится в пределах досягаемости и без позы и сопротивления идёт на примирение.

– Ах, так! Значит, у вас нет… м-м-м… церковных запретов? Так откройтесь же, как вы узнали про меня?

– Всё элементарно, Ватсон, – церемонно скрестил руки на груди Подлужный. – Прокуратура знает всё.

– И имя убийцы Марины? – погрустнела Соболева. – Он арестован?

– Сожалею. Устанавливаем, – мгновенно помрачнел сотрудник прокуратуры. – Полагаю, что изобличение – дело считанных… дней. При условии сотрудничества с нами граждан. В том числе и вас.

– Увы. Мне нечем вас обнадёжить, – с печальной тенью на лице пояснила артистка. – О похоронах узнала на гастролях. Помянула Мариночку. Была в жутком сплине. Думайте, что хотите, но бутылку шампанского осушила на мах. Его принято пить на торжество, а я – на тризну. Кроме него я вообще ничего не пью. Если только с напёрсток хорошего коньячку. Вернулась в Среднегорск. Разузнала про Маришу. Съездила на могилку. Опять приложилась. Утром – в разобранном состоянии. А тут вы позвонили… Увы, но для меня варварская расправа с Мариночкой – тёмный лес.

– Расскажите что-то значимое о ней, – попросил Алексей. – Чтобы я составил более глубокое представление о вашей подруге. Кстати, как вас по имени-отчеству?

– Прокуратура же знает всё! – просветлев обликом и отвлекаясь от траурного прошлого, озорно подловила его на промахе и «взяла с поличным» Соболева. – Продемонстрируйте свои способности.

– Ларчик открывается методом логической дедукции, – не оплошал Подлужный. – Затруднение лишь в том, что человечество не придумало достойного обозначения для той кудесницы, что нарисовалась передо мной.

– Боже! Сколько пафоса! – поощрительно воскликнула Соболева. – Но я позволяю вам поизощряться, на сей счёт. Нуте-с?

– «Соболева О.», – задумчиво протянул Подлужный, принимая игру. – Быть может, Орнелла?⁴⁷– тонко польстил он.

– Нет, – азартно улыбнулась проказница. – Но мне приятно.

– Мерилин? Клеопатра? Нефертити? Жозефина? – ненавязчиво курил фимиам Алексей.

– Нет! – уже смеялась Соболева. – Мне нравится ход ваших мыслей, однако, где же здесь буква «О»? И потом: почему сплошь чужестранные имена?

– Да потому, что неподражаемо прекрасное всегда нам кажется не от мира сего! – был в ударе компаньон по развлечению.

– О! – только и сумела произнести девушка.

– Тогда, быть может, Ладэнэлла? – выдавал экспромт за экспромтом «на флирт-марше» Подлужный.

– Ладэнэлла? Хм, впервые слышу, – игриво отвела книзу танцовщица нижнюю губку, выказывая каёмку розовой слизистой оболочки. – Что оно значит?

– Нефертити, в переводе с древнеегипетского, звучит, как «Красавица пришла!» – загораясь от вдохновения, фантазировал её визави. – Ладэнэлла же на языке пришельцев из Антимира с далёкой планеты Ипсилон значит: «Дьявольская искусительница пожаловала!»

– Но почему же «дьявольская»? – пуще прежнего надула губку артистка.

– Откровенно? – пронзил её взором Алексей.

– Откровенно!– с вызовом ответила та, и в ожидании подалась к нему грудью, отчего незагорелая полоска упругих холмиков отодвинула рубеж лифчика до опасной черты.

– Потому что вкусить искусительницу, ни за какие коврижки нельзя, но черто-о-овски хочется! – проглотил слюну вожделения мужчина.

– О! – вторично не сумела подобрать эпитета молодая женщина для выражения чувств.