И тягать, тягать, тягать на себя порочное создание, по-звериному рыча и скуля. И блудить, блудить, блудить в нём окаянными причинными местами и помыслами. Да так! чтоб хрястнулся и рассыпался в щепки от неимоверного перенапряжения добротный канцелярский стол; чтоб гвозданулась с потолка на пол, спятившая от невиданного зрелища, люстра; чтоб лопнула от натуги и рассыпалась мириадами звёздочек сладострастной мучительной боли и наслаждения становая мужская жила; и чтоб разлилась истома в темноте плотно сжатых век и стоне стиснутых и искусанных в кровь губ!
И здесь же, «не отходя от кассы», переблеваться вдрызг, выворачиваясь наизнанку от охватившего мерзопакостного состояния грехопадения и пачкая подлую морду в гнусной тягучей жиже. И опрометью бежать отсюда прочь, чтобы не возвращаться к грязному позорному ложу уже никогда и ни за что…
Но искомая финальная фаза ещё не была пережита. А потому Подлужный, не сводя взора с гипнотизируемого объекта, копируя знаменитого танцора Вацлава Нижинского, мягким прыжком барса преодолел расстояние, отделяющее его от входа, и запер дверь. Затем последовало большое жете50
в противоположном направлении – и он уверенным движением перекрыл портьерой оконный проём. Кабинет накрыл полумрак. Ещё два вкрадчивых кошачьих шага «на пуантах», и Алексей замер за спиной Оксаны.Он приобнял девушку за плечи и медленно наклонился к плавному загорелому изгибу шеи, обдавая его неровным палящим дыханием. Даже в полутьме Подлужный различил морозную чувственную волну мурашек, бегущую по телу отчаянной гостьи. Тогда он прошептал в самое её ушко: «Это я тебя потревожил, моя маленькая девочка! Но я заглажу свою вину и всё сделаю очень-очень нежно и ласково, желанная моя Дьявольская искусительница…»
И теряя голову, Алексей прихватил губами шелковистую мочку уха девушки и потянулся, заскользил рукой вниз – к узенькой незагорелой полоске бугристой поверхности…
Неизвестно, куда и сколь далеко занёс бы волнующий смерч эмоций забывшуюся парочку, если бы не нелепая случайность. Последняя, впрочем, есть форма, как мы знаем, проявления необходимости. И по её велению в переломное мгновение щёлкнул аппарат внутренней связи, и раздались громкие позывные.
Алексей и Оксана разом крупно вздрогнули. Девушка, молча, отстранилась. Подлужный выпрямился и выдохнул воздух. Мистический дурман страсти и очарования бесследно рассеялся и в их головах, и в служебном помещении.
Раздражённо фыркнув, Подлужный нервно восстановил первоначальную обстановку, уселся на привычное место и, нажав на тумблер переговорного устройства, проговорил:
– Да, Яков Иосифович.
– Алексей, зайди ко мне, – начальственно распорядился Двигубский.
– Яков Иосифович, у меня следственное действие.
– Э-э-э… Алексей Николаевич, вопрос срочный!
– Яков Иосифович, у меня крайне важное следственное действие! – даже и не думая уступать, с нажимом ответил Подлужный.
– Что? Такое уж важное? – растерянно спросил прокурор.
– Безусловно, – упёрся Подлужный подобно древнерусскому воину Боброку супротив несметных полчищ Мамая на Куликовом поле. – Вы же меня знаете, Яков Иосифович. Из ряда вон выходящий случай.
– Э-э-э… Хорошо, как закончите, зайдите.
– Понял, – отключил связь Алексей.
Соболева внимала переговорам, подняв тонкие воронёные брови аж до середины лба.
– Прокурор? – осведомилась интриганка.
– Он самый.
– Как вы его!
– Хм… Сам напросился! – в лихом запале хмыкнул следователь.
– А что за исключительный случай? – увлечённо продолжила расспросы Оксана.
– Ваш приход. Хотелось продлить общение с вами, – был по-мужски прямолинеен Алексей.
– Если в той же… мизансцене, что до звонка, – игриво потупилась Оксана. – То я не готова. По крайней мере…, – обвела она взглядом кабинет.
– Что ж. Тогда давайте продолжим знакомство в форме беседы, – смягчая силовой напор, предложил Подлужный. – Вы же так и не поведали мне о Марине.
– Давайте, – согласилась Соболева. – Тем более что последние дни я много вспоминала о ней. Итак… Мы вместе пошли в спецшколу, потом – в хореографическое училище. С малых лет танцевали в кордебалете в отдельных спектаклях. Позднее нас зачислили в балетную труппу театра. Но дальше застопорилось: нам с Маринкой не нравились ограничения классического танца. Да к тому же мы с ней очень крупные девушки, быстро под сто восемьдесят вымахали. Ну, ещё кое какая ерунда приключилась… Маришке, к тому же, вечные проблемы с весом досаждали. А балетные мальчики в училище… Им только дюймовочкам поддержки делать. Да собственные ляжки поглаживать. Одно слово – инфанты. А можно и покрепче сказать… Сами, несомненно, слышали?
– Слышал. В одном анекдоте.
– В каком?
– Да один балетный инфант прибегает с улицы и жалуется матери: «Ма-ам, а мальчики во дворе меня дразнят педиком?». Она ему свирепо: «А ты им морды набей, сынок!». Он, возмущённо: «Ну что ты, мамочка, ведь они же все такие хорошенькие!»
И впервые Алексей и Оксана дружно смеялись до слёз. И прониклись простой взаимной человеческой симпатией без претензии на что-либо.