Хирурги человеческих душ

– Скорее всего. Но, предполагаю, что и они не представят однозначного заключения.

– Почему вы так думаете?

– Первое. Параметры повреждения нерепрезентативны. То есть, описаны недостаточно подробно и точно. Второе. Размеры дефекта могут меняться в зависимости от давления в шинах. Пусть и незначительно, но это влияет на категоричность вывода. И третье. Если шина после криминала эксплуатировалась…

– Жаль, – посетовал Алексей. – А по срокам, насколько быстро вы сможете оформить заключение?

– Само по себе исследование не сложное, – ответил Бураков. – Беда в том, что у меня на исполнении сейчас масса экспертиз. И по всем – сроки. Посему, раньше, чем недельки через три, не обещаю. Ну, если очень надо – через две.

– Очень надо, – жалобно попросил следователь.

– Договорились, – обозначил улыбку уголками губ специалист.

6

В четверг поутру в кабинет к Подлужному заглянул следователь Козлов. Энгмар Иванович, дисквалифицировавшийся на партийной работе как юрист, решил посоветоваться по одному из криминальных эпизодов. Алексей высказал своё мнение, которое Козлов внимательно выслушал. Однако удаляться к себе он не спешил.

– Слухом земля полнится, Алексей Николаевич, что вы собрались на самостоятельную работу? – осведомился коллега.

– Последнее слово за прокуратурой республики, – разъяснил ситуацию Подлужный. – Что до меня, то я принципиальное согласие дал.

– В Красносыльск?

– Да.

– Поднабраться опыта?

– И построить уголок законности и социальной справедливости.

– Хм-м, парадиз в отдельно взятом регионе, – скептически хмыкнул Козлов. – Утопично. И не жутковато вам: из областного центра – и в глубинку.

– Не пожизненно же туда еду.

– Как сказать. Я чего разговор завёл. Мелисса Марковна просветила меня, что у вас конфликт с обкомом партии и кое с кем из облпрокуратуры. Не скажется? Зашлют к чёрту на кулички, да и сгноить могут, как Скалозуб Молчалина в Твери.

– Да-а…, – пренебрежительно отмахнулся Алексей. – Настоящий советский человек, если он на своём месте, может всё. Разумеется, в пределах существующих исторических обстоятельств.

– По молодости я был таким же, как вы, – покачал головой Козлов. – Время меня поправило.

– Вы имеете в виду вашу карьеру в Свердловске? – поймал его на слове Подлужный.

– И это тоже, – заблестел глазами собеседник, и было видно, что он таки горит желанием обсудить эту тему. – Слышали, есть такой двухместный велосипед: тандем называется? На нём два велосипедиста. Один спереди сидит, второй – сзади. Рулит, разумеется, первый, а педали крутят оба. Так вот, нынешний Советский Союз – тандем особого рода. На нём передний только рулит, то – компартия. Задний только педали крутит, то – народ, серая безликая масса. Вот так. Как считаете, это нормально?

– Не вполне, – развеселился Алексей, которому нравились яркие аллегории. – Это похоже на анекдот, где одноглазый, но безрукий, с двуруким, но слепым, поплыли через реку на лодке к девочкам. И на стремнине слепец так неуклюже дёрнул веслом, что выбил напарнику единственное око. Тот, лишившись последнего и самого дорогого, в отчаянии вскрикнул: «Капец, приплыли!». А загребной не вник в чём дело и обрадовано заорал: «Здравствуйте, девочки!»

– Вот-вот, – подхватил Козлов, и на его болезненном лице даже заиграл румянец, кратко согнав мертвенную бледность – И я о том же. Компартия всё больше отрывается от масс и становится заскорузлой кастой. Но вдвое страшней то, что ныне она уже и сама не знает, что со страной творит. Вот я и выступил на пленуме обкома наперекор линии Горбачёва-Лигачёва⁶⁶.

– Не понял?! – поразился Подлужный, всё внимательнее вглядываясь в собеседника. – Так вы что? Против Горбачёва?

– Да мне на Горбачёва начхать и подтереться! – всё больше розовел лицом Козлов. – Я поперёк его политической линии. Вот ты, Алексей Николаевич, скажи мне, дураку, чего хочет Горбачёв? Куда ведёт его перестройка?

– …По пути строительства коммунистического общества, – после заминки ответил Подлужный.

– Хым! Ну, на словах – так, – хмыкнул оппонент. – А на деле? Видим ли мы чётко путь к цели? Тебе ясна концепция Горбачёва?

– Концепция? – не впервые задумался Алексей над этой стороной деятельности генсека. – Тут я с вами вполне солидарен: внятного плана, доктрины от него советский народ пока не слышал.

– И не услышит! – воскликнул Энгмар Иванович. – «Углубить, начать, принять», – передразнил он Горбачёва. – А чего стоят его вечные обращения к массам? Мол, давайте вместе бороться с бюрократами, которые нам мешают: вы – снизу, мы – сверху.

– А что тут неправильного? – не согласился Подлужный. – Да если б не перестройка, меня б в обкоме, про который вы помянули, на днях, пожалуй, сожрали бы.

– Да разве ж я об этом? – всплеснув руками, перебил его Козлов. – Я о том, что в такой гигантской стране как Советский Союз реформы следует проводить по пунктам. При строжайшей дисциплине. Посте-пеенно начинать реформы с экономики, с базиса, а надстройку менять очень осторожно. Иначе общество станет неуправляемым. А Горбачёв это делает хаотично.

– Например.