– Ого! – наигранно крякнул тот. – Уже «гражданин». Уже «присаживайтесь». Не на дальнюю ли дорожку?
– Защитника себе наняли? – игнорируя последние реплики, осведомился прокурорский работник.
– Да. Нанял. Королькова. Из «золотой пятёрки», – козырнул милиционер. – К шестнадцати ноль-ноль он будет. Как вы и велели. Обвинение мне предъявите? – щегольнул он прозорливостью.
– Почему вы так думаете? – лениво поднял кверху правую бровь Алексей.
– Просчитали с дядей. Дядя у меня судьёй работал в Кирове, – не без апломба провёл «разведку боем» подозреваемый. – Созвонились. Потолковали. Раз следствие затребовало адвоката, вестимо – к обвинению подкатило. Я обсказал, что и как. Он меня успокоил: дохлый номер. Всё шито белыми нитками. Дело рассыпется, как спички из коробка. Зряшная ваша затея, Алексей Николаевич. Покеда, поди, не поздно шарабан назад развернуть, а?
– К шарабану мы с вами вернёмся в шестнадцать ноль-ноль, – веско и загадочно вымолвил Подлужный. – Начнём, пожалуй.
Он по телефону пригласил из опорного пункта охраны правопорядка, располагавшегося через стену от прокуратуры, понятых, а также лиц, участвующих наряду с Воловым, в качестве опознаваемых. Разъяснил участникам следственного действия смысл и порядок опознания. После чего в кабинете появилась фрезеровщица Скокова. Женщина, предупрежденная об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний, уверенно и без колебаний опознала того, кто устроил ей «дефиле через туалет».
На сей раз постовой уже не устраивал бурных сцен протеста, как в случае с Региной Платуновой, но и куража не утратил. Он заученно твердил, что Скокова его оговаривает, мстя в его лице всей доблестной милиции за доставление в медицинский вытрезвитель. Впрочем, последующая очная ставка, на которой Скокова с гадливостью поведала «об интиме в отхожем месте», несколько сбила с Волового показной шик.
Идентификация милиционера в качестве насильника москвичкой Бруновой привела его в состояние задумчивости, а уличающая аудиенция с воспитательницей детсада Анюткиной и вовсе заставила прикрыть рот.
Три опознания и три очных ставки с теми, кого Воловой давно «похоронил» в толще минувших дней, деморализовали его до степени отупения. И потому адвокат Корольков, появившийся в прокуратуре к назначенному сроку, приводил подзащитного к нужной кондиции в течение изрядного времени, шепчась с ним в вестибюле.
Предъявление Воловому так называемого дежурного обвинения в совершении изнасилований и злоупотреблении служебным положением уложилось в четверть часа. Тот вместе с Корольковым прочитал постановление, сделал отметку в документе об ознакомлении (с оговоркой о категорическом несогласии), но от дачи показаний отказался. Следователь, вовсе не удивлённый подобной позицией, попросил «процессуальных союзников» подождать решения их участи в коридоре, а сам направил свои стопы к прокурору.
В кабинете шефа Алексей с порога провозгласил, потрясая уголовным делом:
– Яков Иосифович! Я – за санкцией на арест Волового. Пора делать вещи, если прибегнуть к фразеологизму славного товарища Бойцова.
– Арест, говоришь? – нахмурил по-старчески кустистые брови Двигубский, протягивая руку за следственным досье. – Ты же намечал провести опознания?
– Так точно, – жизнерадостно поддакнул подчинённый. – Уже провёл. Все три потерпевшие опознали Волового и уличили его на очных ставках. Прочие материалы расследования вы читали.
– И эта… москвичка?
– О! Она – кровожаднее остальных вместе взятых.
– Поглядим, – принялся листать следственные материалы Двигубский.
– Да! К предыдущим наработкам я накопал небезынтересные нюансы, – бойко вещал Подлужный, пока прокурор знакомился со свежими протоколами. – Установлено, что Воловой нередко предлагал услуги по отправлению писем из вытрезвителя по месту работы вытрезвляемых. Мол, ему по пути, и он конверты бросит в почтовый ящик. Произвели выборку в журнале: ряд писем значатся отправленными, а в организации не поступали. И именно в отношении женщин, и именно из смен обвиняемого.
– Под стражу, под стра-а-жу, – нараспев заговорил шеф, прекратив листать следственное досье, и по привычке глядя за окно. – Вот назначат тебя прокурором, Алексей, и ты поймёшь мои колебания. Ведь что такое прокурорская стезя? Опаснее, чем брести по лезвию бритвы. Не арестуешь – плохо одному, но хорошо другому. Арестуешь – наоборот. И заметь, защищая права одного, обязательно обидишь другого. О-бя-за-тель-но! По закону, а обидишь. И исключений из сего правила нет. И, не приведи Господь, ошибёшься! Если секретарь райкома не за то агитирует, не так пропагандирует, то проявится на свет его «клякса» лет эдак через… надцать. Когда «Иных уж нет, а те далече»62
. У нас же иначе: арестовал – сразу поднимается писк и хай, во все концы порхают жалобы, проверяют вышестоящие инстанции, следуют оргвыводы. Лизоблюд и самодур-партработник в состоянии блестящую карьеру сделать, а идиот-прокурор себе шею свихнёт на первой же санкции. И никакой папа с «мохнатой лапой» не выручит.