Франко почувствовал легкое волнение в груди. Это совпадение вкусов нравилось и не нравилось одновременно, и эти двоякие чувства в общении с Аделе изматывали его. «
– На самом деле все не так безобидно, как вам кажется. В действительности, у меня на полках куча триллеров, – сказал Франко.
– Триллеров? – подняла Аделе удивленно брови. – Разве вам не достаточно триллеров на работе?
Франко рассмеялся.
– Да, и мое вечернее чтиво – их продолжение. Я по большей части читаю записки практикующих кардиохирургов, – пояснил Франко. – На остальное почти нет времени.
– Ах, понимаю… У вас такая интенсивная работа. Мне всегда было интересно, почему люди идут в ту или иную область медицины? Что повлияло на ваш выбор? Или, может, вы по стопам отца пошли?
– По стопам, но вопреки его наставлению, – усмехнулся Франко.
– В каком смысле?
– Мой отец тоже был кардиохирургом, сейчас он уже не оперирует. У него недавно начались серьезные проблемы со спиной, а нам ведь приходится подолгу стоять у операционного стола. Неважно: восемь дежурных операций или одна в течение 16 часов – это в любом случае весь день на ногах, часто в одной и той же позе, когда единственное, что может себе позволить хирург за несколько часов, – это переступить с ноги на ногу.
– 16 часов?! – ахнула Аделе. – Не отходя от больного?! Но как это возможно выдержать?
– Нет, конечно, при такой длительной операции задействовано большее количество хирургов, потому даже у главного есть возможность ненадолго отлучиться и добежать до туалета, что-нибудь перехватив набегу, преимущественно воду или хотя бы кофе с круассаном. Разумеется, ни о каком сытном обеде речь не идет…
– Мамма мия… Вы, наверное, страшно устаете! – с сочувствием покачала головой Аделе.
– Пока стоишь у операционного стола, никакой усталости не ощущаешь. Она наваливается, только когда приходишь в ординаторскую. Иной раз сажусь на диван – и пропадаю в трансе минут двадцать, с не самым умным видом всматриваясь в пустоту, – с улыбкой произнес Франко. – Некоторые из коллег даже задремывают на нашем диванчике, особенно те, кто живет далеко и не в состоянии ехать домой.
– И вы так же засыпали? – неподдельный интерес слышался в голосе Аделе.
– Я живу близко, всего десять минут на машине. Потому стараюсь доползти до кровати, чтобы поспать, не отвлекаясь.
– И тут, только заснул, как посреди ночи звонит Аделе Фоссини и просит срочно прооперировать ее, – шутливо, но в то же время виновато сказала Аделе.
– Да, такое случается, – кивнул Франко. – Но все же не каждый день. У нас отличная бригада хирургов, все могут подменить друг друга. Просто я углубился в несколько специфическую сферу, потому иногда только я могу провести операцию. Ваш случай как раз из таких.
– А как ваши домашние относятся к тому, что вы приходите поздно, а посреди ночи можете куда-то сорваться? – затаив дыхание, спросила Аделе.
– Я один живу, – незаметно для себя открыл Франко свой статус. – А родители… Учитывая, что мой отец тоже кардиохирург, мама привычна. Правда, она у меня тоже медик, только терапевт, потому ее режим работы куда более спокойный и предсказуемый. В этом отцу повезло: мама хорошо понимала, что значит быть женой хирурга. И именно поэтому отец меня отговаривал. Когда я заявил, что собрался пойти по его стопам, он поставил передо мной выбор: или кардиохирургия, или семья, потому что такую понимающую жену, как мама, я вряд ли найду. Но я все равно выбрал первое… – мечтательно рассказывал Франко, с ностальгией вспоминая то время, когда готовился к экзаменам в медицинский университет.
– Мне кажется, ваш папа не совсем прав. Я вовсе не медик, но если бы вы были моим мужем, я бы боготворила вас. Для меня вы герой! – пылко произнесла Аделе. Она говорила искренне, от души, и не сквозило в ее словах, в горящем взоре никакого кокетства, никаких намеков…
Ее слова заставили Франко вынырнуть из своих размышлений и с ужасом обнаружить, как сильно он увлекся и как чрезмерно приоткрыл свою жизнь перед Аделе. Он смотрел на девушку широко раскрытыми глазами, а сердце в груди волновалось от той душевной близости, которая возникла между ними, и от признания, нечаянно сорвавшегося с губ Аделе. Он не знал, что сказать, как отреагировать, и молился, чтобы кто-нибудь вошел в палату или, в крайнем случае, позвонил ему или ей.
Аделе тоже осознала, что позволила своим чувствам и сокровенным мыслям вырваться наружу, и, покраснев, опустила глаза, нервно теребя в руках книгу. Повисла неловкая пауза, которую никто из них никак не мог разорвать.
– Надеюсь, вы все же встретите… человека… с профессией, более подходящей для семейной жизни… – наконец, произнес Франко, с трудом сохраняя ровным дыхание. И вот она – телефонная трель прозвучала из его кармана, словно спасительная сирена.