Хирургическое вмешательство

— Мне незачем врать, — развел руками Анса. — Они правда славные. Вот познакомишься и увидишь. А если хочешь доказательств…

— Матьземлю пришлось уговаривать для того, чтобы она согласилась кормить стфари, — перебил его Лья, и Ансэндар стеснительно умолк. — В порядке гуманитарной помощи. Поэтому наших шаманов они приняли. Но наших жрецов они принимать отказались и никаких контактов с ними не поддерживают.

— Почему? — хмуро поинтересовался Жень.

— Национальная идентичность, — изрек шаман и авторитетно продолжил, совершенно игнорируя присутствие стфари рядом с собой. — Стфари здесь гости и хотят оставаться гостями. Решили, что нужно принять язык, чтобы жить мирно. Но если они примут наших антропогенных богов, то следующее поколение уже будет русскими.

— Не совсем так, — тихо поправил Ансэндар. — Следующего поколения не будет.

— Почему? — Лья искренне изумился.

— По всей видимости, в вашем мире другие законы взаимодействия, — ровно объяснил Анса, глядя в окно. — У вас исчезновение родных богов означает всего лишь ассимиляцию. У стфари перестанут рождаться дети. Не будет новых стфари, понимаете, не потому, что они будут русскими, а — просто не будет.

Плечи Ансы поникли.

— Мы хотим вернуться, — сказал он. — Понимаем, что надежды почти нет. Но мы хотим выжить. Если бы действительно можно было ассимилироваться, я… я думаю, что мы бы не сомневались.

Повисло молчание. Ксе смотрел в окно; машина нырнула в тоннель, естественный свет сменился электрическим и вновь побелел, когда бетонные стены остались позади, и мимо замелькали ряды домов. Витрины играли красками. Многие вывески уже горели неоном, хотя до вечера было еще далеко. Жень сидел, заложив ногу на ногу, на лице бога застыла недобрая гримаса; почему-то Ксе понимал, о чем он думает, и сам думал о том же. Конечно, стфари небескорыстны в своем согласии помочь преследуемым, какую-то выгоду они надеются в будущем получить, но понять их можно, и наверняка Жень сделает все, что в его силах. Все, что будет в его силах — потом. Но Лья вел себя некрасиво. Ксе осознал, что попытки вывести из равновесия его самого задевают его гораздо меньше, чем беспардонность брата-шамана по отношению к стфари. Он заподозрил, что Лья был одним из тех, кто просил Матьземлю принять явившихся из ниоткуда мигрантов — но это все равно не давало шаману права так держать себя. Как будто ему по гроб жизни должны…

— Мы на МКАД, что ли, выбираемся? — нарушил молчание Жень.

— Угу.

«Интересно, кто у стфари Анса, — размышлял Ксе. — Санд говорил, у них строй родоплеменной. На главу рода не похож. Я, говорит, обещал — кто это при родоплеменном строе говорит «я»? Кроме главных дедов? Верховный жрец? Военный вождь?.. — тут Ксе чуть не фыркнул: застенчивый Анса меньше всего напоминал громилу из диких времен. — Но… сколько лет прошло? Пять? Шесть? Как он хорошо говорит по-русски…»

— А дальше чего? — допытывался Жень. — Прямо под Тверь поедем? В леса? — в голосе божонка прорезалось недовольство: дитяти каменных джунглей грозили лишить его привычной среды.

Ансэндар снова развернулся на переднем сиденье, устроившись лицом к ним.

— Нет, — ободряюще улыбнулся он. — Во всяком случае, пока. Мы поедем к Менгре. Я должен все с ним согласовать.

— Кому?

— Менгра-Ргет Адрад-Катта раа-Стфари, — неторопливо, чеканно произнес Ансэндар. — Он мой друг и… он верховный жрец. Последнее время еще и вождь всех стфари… У него мастерская здесь за городом. Он кузнец, очень хороший. У вас жизнь совсем иная, и кузнецы почти не нужны, только иногда, некоторым людям, которые хотят что-то особенное. Менгра все может…

Ксе замер.

…кажется, будто ты твердо стоишь на земле — на несокрушимой скале, которой нипочем ветер, воды и время. Она дает опору и укрывает, она надежна и беспредельна, она таит неизреченные силы. Ты знаешь ее вплоть до мельчайших песчинок и трещин, и знаешь, что можешь вполне довериться ей.

Но так только кажется.

Ксе был умелым шаманом. Он давно, подражая Деду, научился ни на минуту не разрывать контакта с Землей. Сон в стихии он полагал для себя приятной обязанностью; куда сложнее было сохранять связь, когда голову занимали посторонние мысли и тревоги. Жень устроил ему нервотрепку, выбив из привычного порядка вещей, но благодаря квартире Льи Ксе восстановился. Сейчас шаман на привычный манер впускал в себя мысли и чувства великой стихийной богини, разрешая им стать фоном его собственных мыслей.

Матьземля дрогнула.

Нет, не сотряслась в чудовищной судороге, как бывает при ядерных испытаниях, как было в тот день, когда случился разрыв континуума — нет, она колыхнулась зыбко, неверно, туманом поднялась сама над собой и шелестящим песком низверглась в себя же. И успокоилась; но память мига, когда реальное стало призрачным, осталась в богине, заставляя ее тревожиться.