Хирургия мести

Может, не надо было связываться?

Ведь даже сейчас еще не поздно повернуть назад и снова стать собой, пусть не прежней, но хотя бы не пытаться быть той, кем, возможно, быть не привыкну. Нет… ничего не выйдет, уже не выйдет.

Я шла по аллее к корпусу, не обращая внимание на то, что ноги в балетках промокли, а с волос капает вода. Зонта у меня с собой не было, а дождь начался неожиданно, и теперь я насквозь промокла и хотела только одного — быстрее попасть в палату и переодеться в сухое.

В корпусе меня встретила приветливая медсестра, отрекомендовавшаяся Любой, и сразу провела в приготовленную для меня светлую комнату с большим окном.

— Располагайтесь, — сказала девушка, пропуская меня вперед. — Вещи ваши принесли, чемодан в шкафу. Аделина Эдуардовна зайдет через полчаса. Если что-то нужно, вот кнопка вызова, позвоните, я приду. Ужин в шесть, если хотите, закажите в палату, меню в тумбочке, там же номер официантки, просто позвоните по внутреннему телефону, — она указала на укрепленную возле тумбочки трубку. — В общем, устраивайтесь.

Люба ушла, а я, скинув промокшие балетки, босиком прошлепала к шкафу и вытащила чемодан. Пока искала спортивный костюм, наткнулась пальцами на папку и вздрогнула.

Интересно, нет ли тут места, куда можно убрать ее так, чтобы никто не нашел?

Не придумав ничего умнее, я сунула папку под матрас, попробовала, не будет ли мешать, если лечь.

Нет, ничего, вполне терпимо. Правда, ощущение такое, словно мне предстоит спать на мине, рискующей взорваться в любую секунду и разнести меня на куски. Собственно, это практически так и есть.

После прогулки под дождем меня немного знобило, я забралась под одеяло прямо в костюме и никак не могла согреться.

Когда вошла главный врач, я сделала движение, чтобы выбраться из теплого кокона, но она покачала головой:

— Не вставайте. Промокли?

— Да, никак не согреюсь.

— Я скажу, чтобы вам чаю горячего принесли. Ну что, Станислава Юрьевна, поговорим? — сказала она, устраиваясь на стуле у кровати.

— Вы хотите операции обсудить?

— И это тоже. Но сперва все-таки хочу понять, осознаете ли вы последствия. Вы понимаете, что после такого объема вмешательства ваша внешность претерпит настолько существенные изменения, что у вас возникнет множество проблем с теми же документами, например? Вам придется привыкать к тому, что вас не будут узнавать друзья и знакомые, но даже не это главное. Вам придется привыкать к себе. Только представьте, каково это — видеть по утрам в зеркале совершенно другого человека.

Драгун смотрела мне прямо в глаза, и от ее взгляда мне сделалось не по себе, как будто прозрачные глаза врача могли рассмотреть то, что я так тщательно старалась скрыть даже от самой себя. Мой страх.

— Да, я понимаю, — как можно более легкомысленным тоном произнесла я.

— И вас это не останавливает?

— Нет. Я приняла решение.

— А я пока нет.

— И от чего оно зависит?

— От заключения психолога.

— Вы всех клиентов отправляете к психологу или только тех, которые вам не нравятся?

Драгун спокойно ответила, словно не услышав сарказма в моих словах:

— Я не делю клиентов на приятных и неприятных, это непрофессионально. В моей клинике существует строгое правило — если речь идет о косметике, а не о восстановительной хирургии, то любой клиент сперва общается с психологом, причем в том объеме, какой определит специалист. И только после того, как психолог подпишет разрешение, я назначаю операцию.

— И исключений не бывает?

— Нет.

— Понятно. Тогда буду общаться с вашим психологом, надеюсь, он не сочтет меня душевнобольной.

— Это не в его компетенции.

— Какое счастье, — я попыталась выдавить беспечный смешок, но даже сама почувствовала фальшь, с которой сделала это, и смутилась. — Извините, это нервное.

— А есть повод?

— Похоже, что нет. Как я поняла, в вашей клинике подход серьезный, а это дает надежду на хороший результат. В конце концов, только это ведь и важно, правда?

Драгун ничего не ответила, только снова внимательно на меня посмотрела и вдруг спросила:

— А кем вы работаете, Станислава Юрьевна?

— Я журналист.

— Телевизионный?

— Нет, — брякнула я и поняла, что совершила ошибку.

Можно было сослаться на то, что плохо выгляжу в кадре, это бы объяснило стремление поправить внешность. Но уже поздно.

— Отдыхайте, Станислава Юрьевна, — проговорила Драгун, вставая. — Сейчас вам чаю принесут. С утра сдадите анализы, а на беседу к психологу вас медсестра пригласит. Всего доброго.

Она вышла, а я снова свернулась калачиком под одеялом и закрыла глаза, а буквально через пару минут уже спала крепким сном.

Аделина

Казакову разместили в одноместной палате, как она и просила.

Я заметила, что в нашей клинике подобное уединение вообще пользуется спросом — мало кто хочет иметь соседа, когда лицо в бинтах, хотя мне это было не очень понятно.

В окружении таких же, как ты, странно стесняться собственных изъянов. Но я взяла за правило уважать желания пациентов клиники, какими бы, на мой взгляд, странными они ни были.

Переговорив с Казаковой, я покинула ее палату со странным чувством.