Хищная

Я сразу замечаю его. Максим стоит прямо напротив картины за ограждением из веревки и смотрит на полотно. Вокруг него толпятся туристы, пытаясь сделать селфи. Самойлов явно им мешает, из-за чего они недовольны. Но Максиму все равно.

Я засматриваюсь на него со стороны и совсем забываю, что Максим всегда чувствует на себе посторонние взгляды. Он оборачивается и наши глаза встречаются. Я не пытаюсь скрыться, это глупо, он меня уже увидел. Так и стою в стороне, смотря ровно на него. А он на меня. Максим не двигается с места, не пытается ко мне подойти, поэтому через пару минут такого зрительного контакта я ухожу сама.

Брожу еще какое-то время по музею, изучаю работы других художников, смотрю статую Венеры Милосской и ухожу из музея. Возвращаюсь в отель, беру чемодан и еду в аэропорт. Я лечу бизнес-классом. Одно из его преимуществ — мало людей, и соседи бывают редко. Но не в этот раз. На кресло рядом с моим опускается пожилая русская женщина. Пару минут назад она громко ругалась со стюардессой, и сейчас весь ее вид выражает недовольство и презрение.

Неожиданно в салон заходит Максим. Как он узнал, каким рейсом я лечу обратно??? Я же приказала своей секретарше не говорить об этом помощнице Самойлова.

— Извините, — обращается Максим к моей соседке, — можно попросить вас поменяться со мной местами? Мое кресло вот это, — и он указывает на какое-то в первом ряду.

— Нет! — Рявкает ему женщина, — Я свое место бронировала заранее!

Отлегло. Спасибо, что рядом со мной оказалась такая мегера. Но Максим не сдаётся, хотя за ним уже выстроилась приличная очередь из желающих пройти в салон самолета.

— Плачу любые деньги за ваше место.

Она прищурилась и задумчиво посмотрела на Максима. Потом повернулась ко мне. Я в этот момент опустила голову и уставилась на свои туфли. Потом она снова вернулась к Максиму, затем снова ко мне и снова к Максиму. Тяжело вздохнула, встала со своего кресла, похлопала Максима по плечу и со словами «Никогда не отпускай её» направилась, куда указал Самойлов. Я тяжело сглотнула и отвернулась к окну.

Максим сел рядом, не произнося ни слова. Он абсолютно спокоен и невозмутим. Кажется, его совсем ничего не смущает.

— Откуда ты узнал, в какой гостинице я живу и каким рейсом лечу обратно? — Я все-таки не выдержала и задала интересующие вопросы.

— Спросил у твоего отца.

Хмыкаю про себя. Кажется, папа настолько чувствует свою вину за несчастье дочери, что решил теперь примерить на себя роль сводника.

— Зачем тебе это?

Максим медленно поворачивает голову ко мне, смотрит прямо в глаза и тихо говорит.

— Просто хочу чувствовать тебя рядом, пока есть такая возможность.

Он снова говорит такой интонацией, что сердце разрывается. Я поспешно отворачиваюсь к окну и смотрю на движущуюся под самолетом взлетно-посадочную полосу. Лайнер резко ускоряется, громко гудит и отрывается от земли.

Ненаивжу момент взлета. Именно тогда я испытываю буквально животный ужас и панику. Со временем мне удалось это контролировать, но все равно я дико боюсь, именно когда самолёт взлетает. Когда уже набирает высоту и можно отстегнуть ремни, страх проходит. Посадки я тоже не боюсь. Но вот взлет... Это мой личный кошмар.

Я перепробовала кучу способов бороться с фобией. Был период, когда я усилием воли заставляла себя смотреть в окно на отрывающуюся землю. Особенно я так над собой издевалась в последние годы школы. Но в итоге я нашла более-менее действенный метод пережить эти ужасные 15 минут.

Вот и нынешний момент не стал исключением, и я проделываю свой отработанный за годы ритуал. Сажусь прямо, полностью облокачиваюсь на сиденье, крепко закрываю глаза, глубоко дышу и читаю про себя единственную известную мне молитву.

Я никогда не задумывалась, как выгляжу в этот момент со стороны. Должно быть, ужасно. Потому что Максим неожиданно крепко сжимает мою ладонь. Я резко распахиваю глаза и в недоумении поворачиваю на него голову.

— Кристина, не бойся, — секунду медлит, а потом говорит слова, от которых сердце пропускает удар, — с тобой никогда ничего не случится, пока я рядом.

Сколько лет я не слышала эту фразу? Больше восьми. Последний раз Максим говорил мне ее, когда мы с ним купались на Волге и прыгали с нашего пирса.

Я пытаюсь вырвать свою ладонь из его, но Максим очень крепко держит, продолжая смотреть мне ровно в глаза.

— Ты больше не имеешь никакого права говорить мне эти слова, — зло цежу ему. — Я не хочу больше слышать их от тебя.

— А ты помнишь до сих пор эту фразу? Я же сказал ее тебе один раз тогда в детстве...

— Нет! Ты мне говорил ее много раз.

Максим осекся и сразу быстро задышал.

— Я помню только один раз, когда говорил ее тебе. В детстве.

— А я помню очень много раз, когда ты ее произносил. Не в детстве. И больше я не хочу слышать эти слова от тебя.

Я все-таки вырываю руку из его захвата и отворачиваюсь к окну. Уж лучше смотреть на отрывающуюся землю, чем на Максима.