Хищная

Миша звонко засмеляся и протянул Кузнецову маленькую ладошку. Меня же охватило чувство тревоги. Почему Вика ушла без ребенка и оставила дверь открытой? Если она пошла в магазин, то могла бы взять Мишу с собой. Да в конце концов входную дверь закрыть она должна была.

Пока Егор дурачится с Мишей, я прохожу на кухню, включаю свет и сразу замечаю на столе пустую бутылку водки и листок бумаги. Беру его в руки и чувствую, что земля плывет под ногами. На листке Викиным почерком написана всего одна фраза:

«Простите меня».

— Егор! — Громко кричу и бегу к нему в прихожую.

Мои руки дрожат, горло сковал страх, поэтому я просто протягиваю ему лист. Кузнецов тут же меняется в лице и оторопело смотрит на меня. Миша в его руках тем временем что-то радостно щебечет.

— Миша, а как давно ушла твоя мама? — Тихо спрашивает он у ребенка.

— Недавно. Перед вами.

— А куда она пошла, она тебе не сказала?

— Нет. Мама сказала, чтобы я сидел тихо и ждал Крисю.

Я наспех оглядываю прихожую и замечаю, что Викины сапоги стоят на месте. Нет только ее зимней куртки.

— Егор, ее сапоги тут. Она ушла только в куртке.

Кузнецов быстро задышал. Видно, что он пытается судорожно сообразить.

— А у вас есть выход на крышу?

— Не знаю...

— Мы с мамой ходили вчера на крышу! — Радостно оповещает нас Миша.

Мое сердце пропускает удар. Егор ставит ребенка на пол и говорит:

— Миша, мы сейчас с Крисей сходим в магазин за машинкой. Ты же любишь играть в машинки?

— Люблю.

— Тогда будешь послушным мальчиком? Подождешь нас?

— Да!

Мы с Егором быстро одеваемся, пока он вызывает лифт, я на всякий случай закрываю входную дверь на ключ. Мы поднимаемся на 16 этаж, потом с него еще вверх по лестнице и замечаем приоткрытую дверь на крышу.

Мы с ним буквально влетаем туда, но тут же замираем. Вика стоит у края с бутылкой водки в руках и плачет. Замечает нас и начинает громко смеяться. При этом от края не отходит.

— Вика, что ты тут делаешь? — Тихо спрашиваю я.

— Вышла подышать воздухом.

— Тебя там Миша очень ждет.

Она снова заливается смехом.

— Ему не нужна такая мать, как я.

От этих слов у меня задрожали руки.

— Викуля, — начал Егор, — а чего ты в одиночестве расслабляешься? Давай спустимся в квартиру и вместе выпьем за встречу! Давно ведь не виделись.

Степанова снова истерично засмеялась.

— Давай ты не будешь делать вид, что рад видеть меня? Я знаю, как ты меня всегда терпеть не мог.

— Ну что ты такое говоришь! Я просто немного ревновал Кристинку к тебе. Но сейчас у меня уже не тот возраст, чтобы ревновать девушку к подругам...

Егор говорит эти слова, а сам медленно подходит к Вике. Я аккуратно следую за ним. Степанова это замечает, выставляет вперед руку, как бы останавливая нас, а сама подходит еще ближе к краю крыши.

— Не приближайтесь ко мне!

Мы с Кузнецовым резко останавливаемся.

— Вика, — аккуратно начинаю я, — отойди от края. Тебя внизу ждет Миша. Подумай о своем сыне.

У нее снова потекли по лицу слезы.

— Он заслуживает другую мать. Не такую, как я.

— Нет, Вика, ему нужна ты.

Она пропускает мои слова мимо ушей, делает глубокий глоток водки из бутылки, морщится, а потом поднимает на меня глаза.

— Я ведь все помню, Кристин. Что было в тот день, как убили твою маму. Я все прекрасно помню! И всегда помнила! И лица этих ублюдков до сих пор вижу во снах. Я их узнаю, даже если сейчас встречу на улице. И я помню, что они делали в том гараже. Из-за чего убили твою маму.

Я застыла. Вика все эти годы говорила, что ничего не помнит. Полиция тогда даже фотороботы составить не могла, потому что Вика якобы не запомнила лица убийц, а камер там не было. Степанова тем временем продолжает:

— Они насиловали девушку. И их было четверо, а не трое, как я тогда сказала полиции. Когда твоя мама поравнялась с гаражом, она стала кричать. Та девушка, над которой они издевались, была уже почти без сознания. Четвертый, про которого я умолчала, просто достал пистолет и выстрелил твоей маме в голову. Остальные трое испугались и решили бежать, потому что выстрел был громким. Меня они решили не трогать. Но этот четвертый, когда уходил и забирал с собой девушку, ко мне наклонился и потребовал, чтобы я ничего не говорила полиции. Иначе он обещал меня найти и убить. Поэтому я сказала, что убийц было трое, что я не запомнила, что они делали и что такого увидела твоя мама. Я боялась, что этот четвертый придет за мной.

Я приросла к земле. В голове целый поток сумбурных мыслей. Кузнецов, кажется, сейчас собраннее меня, поэтому он тихо начал, делая к Степановой еще шаг.

— Вик, никто за тобой не придет. Тебе нечего уже бояться. Давай вернемся к твоему сыну?

Она судорожно закачала головой.

— Нет, Егор. Ему нужна другая мать. А я несу для него несчастье. На самом деле мы ведь все несчастны! — Она снова заходится истеричным смехом. — Я несчастна с детства, потому что увидела убийство. Кристина несчастна, потому что любит Максима и не может с ним быть. Максим несчастен, потому что любит Кристину, но тоже не может с ней быть. И ты, Егор, несчастен. Ведь ты тоже до сих пор любишь Кристину. Мы все несчастны!