Хищная

Часы на стене показывают 7 утра. Я тихо встаю с кровати, выбрасываю презервативы и иду проведать Мишу. Он еще спит, поэтому аккуратно достаю из шкафа вещи и направляюсь в душ. Струи воды окончательно привели меня в себя, и чувство вино стало неприятно жечь сердце. Ну вот, я дала ложную надежду Кузнецову. Теперь мне очередной раз придется стать для него сволочью. Очередной раз придется разбить ему сердце.

Егор заходит на кухню, когда я варю кофе. Появляется в одних джинсах с голым торсом и сразу направляется ко мне, чтобы обнять.

— Егор, давай договоримся, что это ничего не значило, — тут же говорю ему и вырываюсь из его объятий.

Нежную улыбку с его лица, как рукой сняло.

— Для кого не значило?

— Для нас обоих.

— Для меня значило.

Я тяжело вздыхаю и отворачиваюсь к плите, чтобы снять турку.

— Будешь кофе? — спрашиваю, не глядя на него.

— Буду.

— Какой ты пьёшь?

— А ты не помнишь?

Его слова звучат с обидой. Нет, не помню.

— Твои вкусы могли измениться за это время.

— Не изменились.

Я стою в нерешительности с туркой в руке и не знаю ни сколько ложек кофе ему насыпать, ни сколько сахара положить, ни нужно ли ему молоко.

Он тяжело вздыхает, садится на стул и говорит:

— Полторы ложки кофе и две сахара. В конце молоко.

— Хорошо.

Я варю ему кофе и спиной чувствую на себе тяжёлый взгляд. Чувство вины начинает сверлить меня еще сильнее. Ставлю перед ним кружку, кладу на стол какие-то пирожные и сажусь напротив. Мы пьём кофе в звенящей тишине. И я даже не смею поднять на него глаз.

— Кристин, — он первый прерывает затянувшееся молчание, — ты ведь понимаешь, что он никогда не уйдёт из семьи?

— Понимаю.

— И ты собираешься похоронить себя заживо? Будешь всю жизнь страдать по женатому мужчине и одна воспитывать ребёнка?

— Нет. Но и к серьезным отношениям я сейчас не готова.

— Я подожду, сколько тебе нужно времени.

Я все-таки поднимаю взгляд на его лицо.

— Егор, я не буду с тобой. Ни сейчас, ни потом.

— Но почему?

— Потому что ты не сделаешь меня счастливой. А я хочу быть счастлива. — Он тяжело вздыхает, а я продолжаю. — Давай прекратимся все это. Не приезжай, пожалуйста, больше. И не звони. Так будет лучше и мне, и тебе.

— Мне точно лучше не будет.

— Егор, — я смотрю ему ровно в глаза, — если ты действительно меня любишь и желаешь мне счастья, то оставь меня. Просто оставь.

Он выдерживает мой взгляд. Молчит какое-то время, а потом кивает головой и уходит. Я слышу, как он заходит в комнату, в которой мы спали, потом одевается в прихожей. Я выхожу, чтобы его проводить. Кузнецов бросает на меня последний взгляд и тихо говорит:

— Прости за мою любовь.

— Прости за мою нелюбовь, — так же тихо отвечаю ему и закрываю за ним дверь.

Мне снова больше ничего не остается, кроме как жить дальше и пытаться заглушить чёрную дыру в своей душе. Я ухожу с головой в работу и в воспитание ребёнка.

Миша назвал меня мамой.

Это произошло совершенно случайно. Мы гуляли с ним в парке у дома, я ответила на звонок по работе, а ребенок устремился вперёд. Я держала его в поле зрения, увидела, что он остановился возле двух старушек, которые так же гуляли с внуками. Я повесила трубку и пошла к ним.

— Мальчик, а ты один что ли гуляешь? — Спросила женщина.

— Нет, я с мамой, — ответил ей Миша.

А я остановилась, как вкопанная, и почувствовала, что из глаз градом потекли слезы. Миша заметил меня в стороне и побежал ко мне. Я подхватила его на руки и уткнулась в его куртку, продолжая рыдать. Женщины странно на меня покосились, но ничего не сказали.

— Мама, почему ты плачешь? — Тихо спросил Миша.

— Потому что я очень сильно тебя люблю, сынок, — ответила ему сквозь слезы и поспешила домой.

Людмила Николаевна по этому случаю открыла бутылку шампанского, а Илья на следующий день прислал мне на работу открытку.

В феврале у французов завершился суд. Как и предполагал Максим, они проиграли иск и выплатили штраф в 300 тысяч евро. После решения суда мы снова возобновили переговоры в активном режиме, но до конца марта все равно не успеем их завершить.

Коммуникация с Максимом стала намного плотнее. Он уже сам звонил Соколову, а если нужно было что-то от меня, то связывался с моей секретаршей. Кажется, Самойлов услышал мои просьбы и действительно оставил меня. «Вижн-Строй» тем временем уже купил немецкую компанию, и Илья на неопределенный срок уехал в Германию наводить там порядок.

Мне, скорее всего, тоже придется ехать во Францию после завершения нашей сделки. Вот только как в этом случае быть с Мишей — непонятно. Помощь пришла, откуда не ждали. Папа вызвался ехать вместо меня. Я же должна буду замещать его у нас. А это означает существенное расширение круга моих обязанностей.