Хищная

— Единстенное, что я могу тебе посоветовать — это не позволяй своей жене манипулировать тобой и внушать тебе чувство вины. Ты ведь уходишь не от ребёнка, а от нее. Ты имеешь на этого ребёнка такое же право, как и она. Ты такой же родитель, как и она. И у бывшей жены нет ни малейшего права запрещать тебе видеть дочь.

— Но тогда ребенок будет расти в неполной семье...

— В неполной, но зато там, где все счастливы. Ты думаешь твоя дочь не будет чувствовать, что между мамой и папой все плохо? Ты думаешь, твоя дочь будет счастлива, видя напряжение и ненависть между родителями? В такой семье не будет счастлив никто, а ребенок так особенно. Конечно, правильно, чтобы муж и жена любили друг друга и так же в любви растили своих детей. Но если это не так, то детям только хуже будет. Потому что это уже не семья, а каторга. И в конечном счете вся неприязнь между женой и тобой будет отражаться на ребёнке.

Я молчу, нервно барабаня пальцами по столу и не находя больше слов.

— Почему ты не помогал нам деньгами? — Задаю вопрос даже неожиданно для самого себя. — Маме пришлось уехать работать в Москву, потому что было тяжело.

— Я каждый месяц переводил Лене на карту деньги, но она возвращала мне их обратно. Я делал это, пока она не сменила карту, а номера новой у меня уже не было.

Беспомощно закрываю глаза. Зачем? Зачем мама все это устроила?

— Ты сказал, что ходил на мои соревнования, пока я не переехал в Москву и не бросил каратэ. Как ты узнал, что я переехал?

— От наших с Леной общих знакомых. Я всегда спрашивал у них про тебя. Они же мне и сказали, что она очень удачно вышла в Москве замуж и забрала тебя.

Я снова поднимаю на него глаза.

— Как ты узнал мой номер телефона? — Спросил он меня через какое-то время.

— Мать моего лучшего друга знает тебя. Светлана Кузнецова. Но это фамилия по мужу, девичью я не знаю. Вы вроде дружили в детстве.

Он слегка улыбнулся.

— Да, я очень хорошо помню Светку. Гоняли с ней на велосипедах в детстве каждое лето, когда она приезжала из Москвы. У нее вроде трое сыновей.

— Да, я дружу с младшим. С Егором.

— Она показывала мне фотографии детей, когда однажды я столкнулся с ней в Воронеже в каком-то магазине.

Я сглотнул. У меня ведь остался еще один незаданный вопрос.

— Она рассказывала мне об этой встрече с тобой. Сказала, что ты был с женой и дочкой. — Я медлю несколько секунд. — У меня есть сестра, так ведь?

Он застыл. Лицо побледнело, губы сжались в нитку.

— Уже нет. — Тихо выдохнул. — Когда Соне было 10 лет, у нее обнаружили лейкемию. Было уже слишком поздно. Она сгорела буквально на наших глазах. У меня нет больше детей кроме тебя, Максим.

У него в глазах снова выступили слезы.

— Я обращался к Лене за помощью, — он продолжил через несколько секунд. — Знал, что она в Москве, и у ее мужа есть связи. Я не ожидал, что она поможет, но это была последняя надежда. Требовалось квалифицированное лечение. Но она мне отказала. Сказала, что я полный дурак, если думаю, что она будет помогать моей дочери от другой женщины. Но я ее не виню. Я понимаю, что сильно ее обидел, когда честно заявил, что люблю другую и ухожу к ней.

— Когда это было?

— Давно. Тебе было 19 лет, а Соне было 11.

Я, наверное, перестал дышать. Как она могла посметь отказать? Особенно после того, как я попал в аварию и сам чуть не погиб.

— Я ничего этого не знал...

— Я понимаю, Максим. Ты в этой ситуации вообще не при чем. Просто так сложилось между мною и Леной. Она меня любила, я ее нет. Женился, потому что она забеременела тобой. Но потом я встретил женщину, которую полюбил. Захотел развестись с Леной, но она мне очень жестоко отомстила. Я не перекладываю вину полностью на нее. Я сам дурак, что позволил ей манипулировать чувством вины. Запрет бывшей жены на общение с ребёнком — это не оправдание для мужчины. Наоборот, это доказательство его слабости. Я оказался слишком слаб. Не повторяй мою ошибку, не позволяй жене манипулировать тобой и внушать тебе вину перед ребенком.

Мы с ним больше ничего не говорим. Просто сидим молча и смотрим друг на друга. У меня мог бы быть отец, если бы мать не устроила все это... Я мог бы знать свою сестру... Все могло бы быть по-другому.

Зачем она это сделала?

— Езжай к своей той самой, — говорит мне сквозь грустную улыбку, — и никогда не повторяй моих ошибок.

Мы выходим с ним из кафе и еще смотрим друг на друга в нерешительности.

— Пока, сынок, — говорит мне и разворачивается, чтобы уйти.

Я медлю несколько секунд.

— Пап! — Кричу ему и понимаю, что произношу это слово впервые за почти 20 лет. Он останавливается и медленно ко мне поворачивается. Я срываюсь с места и подбегаю к нему. — Ты не возражаешь, если я буду звонить тебе иногда?

На его глазах снова выступили слезы.

— Я был бы счастлив, Максим...

Я больше ничего ему не говорю и крепко обнимаю. Он обвивает меня руками в ответ и так мы и стоим посреди улицы.