Хищная

Слова Игоря Петровича доходят до меня, будто через пелену. Кажется, я начинаю понимать, что именно он говорит, только когда Кристина в ужасе ко мне поворачивается и спрашивает хриплым голосом:

— Максим, ты не помнишь меня?

— Нет, — выдавливаю из себя.

— Совсем???

— Совсем.

Мы снова пристально друг на друга смотрим, и по ужасу в ее лице я понимаю: она все эти годы ничего не знала.

Но как??? Почему ей никто не сказал???

— Пойдёмте ужинать! — весело говорит мама, явно пытаясь разрядить обстановку.

Оля тут же разворачивает меня и ведёт на кухню. Я повинуюсь словно на автомате. Сажусь на стул, Кристина располагается напротив меня. Я снова на нее смотрю, а в висках пульсирует: она ничего не знала.

ОНА НИЧЕГО НЕ ЗНАЛА.

Кристина смотрит в тарелку, на ее лице все еще читается изумление. А я просто нагло ее рассматриваю. Наверное, уже неприлично нагло. Но мне все еще требуется подтверждение того, что это она. Что это она...

— А теперь кто-нибудь может мне еще раз подробно объяснить, что произошло? И, самое главное, почему мне восемь лет никто ничего не говорил? — Спросила Кристина. На последнем предложении она прожгла отчима взглядом.

Мама тяжело вздохнула и начала рассказ о той аварии.

А я смотрю на нее, ловлю каждое изменение в ее мимике и будто не дышу. Мои чувства не описать словами. Это и восторг от встречи с тихой, кроткой девочкой из лагеря. Это и злость на нее за то, что она презирала и ненавидела меня, когда я приехал в Москву. Это и обида за то, что ее не было восемь лет. Но это и облегчение — потому что она не знала о той аварии, а, значит, ее больше нельзя обвинить в том, что она была безразлична ко мне, когда я чуть не умер.

А еще это чувство неописуемой эйфории. Потому что я нашел ее. Потому что я ее нашел...

Кристина обвиняет отца в том, что он ей ничего не рассказал. И это меня радует. Хочется верить, что, если бы она знала, то позвонила мне хотя бы один раз.

— Давайте выпьем за встречу! — Говорит отчим и разливает всем по бокалам вино.

Кристина наблюдает за его движениями, а потом недоуменно замечает:

— Пап, Максим ведь не пьёт.

— Уже давно пьёт, — отвечает ей Оля. Почему-то в ее голосе слышится злость.

А мои губы расплываются в легкой улыбке. Она кое-что обо мне помнит.

— Чего еще я о тебе не знаю? — Тихо спрашивает меня Кристина.

— А что ты обо мне знаешь? — Так же тихо спрашиваю ее. Мне кажется, что сейчас мы только вдвоём.

Она пожимает плечами.

— Всё.

Ответ Кристины западает в душу. «Всё»... Я снова смотрю в ее глаза. Эта девушка когда-то знала обо мне всё?

Беседа за столом не клеится. Кристина выглядит очень спокойной, но почему-то мне кажется, что внутри нее бушует пламя. Оля все время мне что-то говорит, просит передать ей то соль, то перец, то салфетки. Я выполняю ее просьбы, но все это происходит на автомате.

Я не могу оторвать глаз от Кристины. Я не могу поверить, что дочь моего отчима — это та самая девочка из лагеря. Я все эти годы не мог вспомнить ее имя. А сейчас четко понимаю, что ее звали Кристина.

Но разве могут быть в жизни такие совпадения? Как так вышло, что мы снова с ней встретились? Интересно, она меня помнит? Интересно, мы узнали друг друга девять лет назад, когда я приехал в Москву?

Я не могу поверить, что дочь моего отчима — это та, кого я искал все эти годы.

Дочь моего отчима — это та, кого я люблю...

Секунда — и в меня будто ударяет молния. Я всматриваюсь в нее еще пристальнее, ловлю каждое движение ее рук, ее глаз, ее губ. Кажется, это уже неприлично, поэтому усилием воли заставляю себя опустить взгляд в тарелку. Аппетита совсем нет, но я все же отправляю в рот небольшие кусочки мяса.

И продолжаю на нее смотреть... Иногда на меня накатывает дежавю. Совершенно дурацкое, неприятное ощущение. С чего вдруг оно взялось? Никогда ведь его не было. Ни в чьём присутствии. А тут за вечер уже десятый раз.

Она тоже скользит по мне глазами. Рассматривает мое лицо, мою шею, мои руки. Порой мне кажется, что она не дышит.

Интересно, о чем думает Кристина, когда смотрит на меня?

После ужина Оля тащит меня в мою комнату. Я совсем не рад этому, потому что теперь мне придется оторвать глаза от Кристины. А я не могу не смотреть на нее.

Невеста все-таки уводит меня наверх. Я беспомощно опускаюсь на кровать и закрываю глаза. В голове миллион сумбурных мыслей. Одна перебивает другую.

Почему ей никто не сказал об аварии? А если бы она знала, то позвонила бы мне хоть раз? А она помнит нашу детскую встречу? А я ее тогда помнил? А если она помнит, почему ненавидела меня, как все говорят? Почему тихая, кроткая девочка из лагеря превратилась в холодную стерву и хищную суку?

А вообще — стерва и сука ли она??? Мне вот сейчас так не показалось. Она первая меня обняла при встрече. Она наехала на родителей за то, что они ей ничего обо мне не сказали. Она так же жадно на меня смотрела, как я на нее. Она помнит, что раньше я не пил. Мелочь, а приятно.