Хищник

Я упал на колени на полпути к двери ее камеры. Казалось, будто миллионы электрических разрядов прошли по моему телу. Из-за этого мои ноги отказывались двигаться дальше, поэтому я пополз по бетону, и, добравшись до ее камеры, развернулся и прислонился к ней спиной.

Я вдохнул.

И слушал.

И снова вдохнул.

Это был самый совершенный охуительный звук, который я когда-либо слышал.

Он наполнил меня.

Заставил снова чувствовать.

Заставил меня хотеть выбраться из этой тьмы. Это было лучшее, что происходило со мной за долгое время. Потому что какое-то время я не жил. Я даже не дышал. Просто существовал в этой тюрьме.

Кричи для меня.

Будто услышав меня, она стала кричать громче, и я начал чувствовать еще больше. Это заставило мое тело снова двигаться, и, почувствовав покалывание конечностей, я понял, что смогу снова ходить, если хорошенько попытаюсь.

Кричи для меня.

Но я не хотел уходить. Вообще двигаться не хотел. Хотел только сидеть здесь и слушать ее крики. Я хотел укрыться этой «музыкой», словно одеялом, и позволить этим воплям отчаяния заполнить меня полностью.

Но в результате она сорвала свой голос, и наступила тишина.

Поднявшись с пола, я вернулся в свою комнату. Когда я лег на кровать и закрыл глаза, я проспал два дня. Я не видел снов. Я не просыпался каждые несколько часов, ворочаясь в постели, откидывая прочь одеяло, закидываясь еще большим количеством «Амбиена».

Я спал, не издавая каких-либо звуков.

И больше не закидывался этими таблетками.

***

Я слушал крики еще несколько часов, позволяя им наполнить мое тело, как будто оно было жидким. Затем пошел к офису, где надеялся найти парней. Сторона тюрьмы, куда я направлялся, называлась Глаза. Это было место, где охранники — Шэнк, Диего и я — тусовались, и куда «чистильщики», наши помощники, приходили узнавать приказы. Они делали уборку, хоронили людей, в общем, всю грязную работу.

Я набрал шестизначный код на панели, и стал ждать, пока дверь откроется.

— Здорово, что ты вернулся, брат, — сказал Диего. Он встал из-за главного стола и хлопнул меня по плечу в знак приветствия.

— Хорошо быть дома.

Была ли это чертова правда? А правда была в том, что больше всего я скучал по крикам.

— Отымел какую-нибудь классную киску, пока отсутствовал?

Несколько мотков веревки были намотаны между рукой Диего и его бицепсом, и это наводило меня на мысль, что он готовится пойти в одну из камер, к заключенной. Сначала он свяжет ей руки, затем намотает веревку вокруг каждой сиськи, протянет веревку через центр ее пупка, между губ киски, и затем обратно, к рукам. Его фирменное связывание.

— Получил много минетов, — сказал я и потянулся рукой к яйцам, перекатывая их с ладони.

— Это мой мальчик, — сказал Шэнк, стоя с противоположной стороны стола. Он протянул свободную руку, которой не держал Демона — его крысу, которую он везде с собой таскал, — и пожал мою руку, ту, что не была занята яйцами. — Одна телочка или…

— Две, — ответил я.

— Гони деньги, сукин сын, — сказал Шэнк Диего.

Диего покопался в своем кармане и протянул Шэнку сотку.

— Я ставил на одну телочку. Шэнк поставил на двоих.

— Я немного разочарован, что ни один из вас не поставил на трех.

— Это был твой первый заплыв, — сказал Диего. — В следующий раз я поставлю на четверых.

— На пятерых, — сказал Шэнк.

Я скрестил руки на груди.

— Господи, надеюсь, мне не придется проходить через такое количество телок, чтобы найти ту, кто действительно хорошо умеет сосать.

— Ничего, справишься, — сказал Шэнк. — Уверен, что твой член не откажется от больших нагрузок.

Черт, классно было вернуться к парням.