Хищник

        Что она там делала? В ресторане, в ее жизни? Почему она вообще что-то делала? Ее отцу было наплевать на нее. Никому было дело до неё. И это ее рассердило.

        Она разозлилась, потому что странный мужчина трогал ее прямо на глазах у ее отца, и он не сказал ни слова. Она была зла, потому что написала человеку, которого ненавидела, и он подтолкнул ее к действию, а не кого-либо еще. Она злилась, потому что покинула эту стеклянную стену и дождливую ночь, но что-то внутри нее полностью отказывалось покинуть ее.

        Она была зла.

        И могла это увидеть. На ее покрасневшем лице, на ее дрожащем теле, на ее разгоряченной коже. Она была злая.Боже, она была так зла.

        Дверь туалета открылась, и Морана посмотрела вниз, пряча глаза от входящего. Меньше всего ей хотелось бы болтать с какой нибудь невежественной женщиной.

        Она вымыла руки и приложила прохладную воду к щекам, ожидая какого-то звука позади нее, пока другая женщина двигалась. Ни звука.

        Остановившись, ее тело насторожилось, она медленно подняла глаза и обнаружила, что ее глаза запутались в голубых, голубых глазах.

        Он был там, в женской туалете, в ресторане, заполненном мужчинами и женщинами из их

семей, а также оружием, готовому к стрельбе. Он сумасшедший?

        Морана повернулась на каблуках и направилась к двери, ярость внутри неё зажглась, и она обнаружила, что он преграждает ей

путь.

        — Уйди с моего пути, — выплюнула она, не в настроении иметь с ним дело.

        — Так ты можешь отправиться к своему отцу и этому мудаку? — подстрекал он, его голос окутывал ее так, как она в тот момент совершенно не хотела.

        Стиснув зубы, она попыталась обойти его, но безуспешно. Гнев закипел.

        — Уйди. С. Моего. Пути, — произнесла она твердо и холодно.

        Он не двинулся с места. И она выпустила это. Ее пальцы обвились вокруг его шеи, прежде чем она смогла моргнуть, и она ударилась всем своим телом в его.

        Он отступил на шаг к двери не из-за ее силы (она знала достаточно хорошо, чтобы не обмануть себя в этом), а потому, что он хотел. Его глаза сверкнули на ее, когда он наклонил голову, не заботясь о том, что она может задушить его. Ее пальцы сгибались на этих переплетенных, теплых мышцах, и по какой-то причине желание выпустить весь свой гнев напало на нее. Потому что, какой бы ни была причина, он был честен в своей ненависти к ней. Она ценила эту честность. Ей нужна эта честность.

        Но она была на грани. На грани, она не знала, на что шла. Теперь она шла на цыпочках.

        — Я попросила об одной простой вещи, — выдохнула она, дрожа губами. — Я сказала тебе держаться от меня подальше. Ты согласился. Дал мне слово. Тогда почему я нахожу тебя везде, куда бы я ни повернулась? Я предупреждаю тебя, прямо сейчас, мне наплевать на коды. Вы все можете умереть за это. Мне плевать. Держись. От. Меня. Блядь. Подальше.

        Прежде чем она смогла даже моргнуть, ее лицо прижалось к двери, рука, которая находилась на его шее, сильно, но безболезненно скрутила ее за спину, другая ее ладонь прижалась к дереву, когда он прижался к ее спине, к ее полностью беззащитной спине, пуговицы его рубашки терлись о обнаженную линию ее позвоночника с каждым вдохом. Она знала, что лесной, мускусный запах был его запахом вокруг нее, а его другая рука прижималась к дереву рядом с ее собственной. Ее тело дрожало, когда она повернулась лицом в сторону, ее лоб коснулся его подбородка, когда он наклонился, его губы прижались к ее уху.

        Ее сердце застучало в груди, кровь забилась в ушах. Тепло наполнило ее тело, запах, ощущение, чувство — пьянящие.

        — Уточни одну вещь прямо сейчас, мисс

Виталио, — пробормотал он прямо в раковину ее уха, этот голос — этот голос виски и греха, катился по ее спине волнами, распространяясь по всему телу, низко вливаясь в нее живот.

        Ощущение этих губ заставило ее грудь упереться в деревянную дверь. Деревянная дверь, которая была единственным препятствием между ними и рестораном, полным людей, включая ее отца, который без колебаний убьет любого из них.

        Это знание вызвало у нее новый трепет. Знание того, что по какой-то причине этот мужчина заставил ее почувствовать себя опасной; знание того, что по какой-то причине она понимала, что этот человек не позволит никому убить ее. И она стояла внутри с ним, прижатым к ней, ни капли раскаяния за то, что предала своего отца внутри нее. Волнение было всем, что было.

        — Я буду держаться подальше, когда захочу, — прошептал он. — Не потому, что ты или кто-то другой говоришь мне об этом. Но я никогда не заставлял женщину и не буду сейчас.

        Морана прикусила губу, понимая, что он не трогает ее нигде, кроме того места, где ее рука находилась за спиной. Он не касался ее, и она чувствовала себя горящей.

        — До сих пор мы были честны, мисс Виталио, — пробормотал он. — Я буду честен. Я презираю тебя, но я хочу тебя. Черт возьми, я хочу. И я хочу, чтобы ты убралась из моей системы.

        Из-за того, как грубо, он говорил, у нее участилось дыхание. Он продолжил.

        — Люди твоего отца прямо за этой дверью в эту самую секунду. Хочешь, чтобы я ушел? Просто скажи.