Хищник

Потрясение было настолько сильным, что господин Че лишь в последнюю шестнадцатую такта остановил ладонью мизинец Ши, устремленный ему под челюсть. Но уже в следующее мгновение он вполне овладел собой и, легко блокировав связку из семи «разматывающихся» ударов, поймал паузу. Искусство это было смертельно опасным, и в нынешние времена мало кто из наставников брался обучать танцоров древним манерам. Но у господина Че были лучшие учителя в империи, и он происходил из рода, который по древности мог соперничать с королевским домом Ахана. Поэтому Че поймал паузу и «вошел» во внутреннее пространство Ши'йя Там'ра О не для того, чтобы убить женщину, а для того, чтобы остановить поединок.

— Я прошу вас остановиться, мерайя, — сказал он шепотом и, не размыкая губ, чтобы никто не смог услышать или увидеть произнесенных слов.

— Зачем вы…? — спросила она, глядя ему в глаза и не нанося удара.

— Я заподозрил, что это должно быть божественно, и не ошибся, — ответил он.

— Хотите попробовать губы? — Ее глаза были серьезны. Она не шутила.

— Хочу, — признал он и поцеловал Младшую О в полные, великолепного рисунка губы.

— Я прекращаю свой Подвиг, — объявил он на охотничьем языке, оторвавшись от губ женщины и чувствуя, что еще немного и не сможет контролировать «новую жизнь», родившуюся внезапно в его холодном сердце. — Я прекращаю Подвиг, потому что Любовь сильнее Смерти, и в искупление нарушенного обета выплачу храмам Айн-Ши-Ча и Айна-Ши-На пени в размере миллиона золотых пледов каждому.

7. Дарья Телегина

18 января 1930 года, борт торговца «Лорелей»

С утра Грета гоняла ее на тренажерах. Подняла, как обычно, «ни свет, ни заря», то есть без четверти четыре по корабельному времени. Посмотрела этим своим жутковатым взглядом с прищуром, от которого мороз по коже, порекомендовала ложиться спать вовремя, и погнала. Пробежка — десять километров, и не абы как, а «со всей дури» и на пределе выносливости. До седьмого пота, до спазмов в икроножных мышцах, и колотьбы в боку, но хорошо хоть не до смерти. Вспоминалось классическое: «загнанных лошадей пристреливают, не правда ли»?

«Святая правда!»

Потом бассейн, — три километра пятью стилями, — массаж, а массажистами выступали по очереди Феликс и Феона. И, наконец, тренажеры, в которых, если не летишь и не стреляешь, то крутишься во все стороны, получая быстро меняющиеся нагрузки на все группы мышц подряд, даже на такие, о которых Дарья, как о мышцах, и не думала никогда.

— Неплохо! — констатировала Грета, просмотрев результаты очередных истязаний. — Но и не хорошо. Такими темпами нам года два понадобится, чтобы вылепить из тебя приличного человека, а летим не сегодня-завтра. Идеи есть?

Идей у Дарьи не было. Зато в избытке накопилось горького отчаяния, вызванного печальным разочарованием в себе любимой и ощущением сокрушительного фиаско. И неспроста. Имелись причины, как говориться, и отнюдь не второстепенные.

По сути же, первые дни «на борту» вспоминались теперь как какие-нибудь «римские каникулы» с итальянскими ловеласами и французским шампанским. Ведь все познается в сравнении, не правда ли? И то, что последовало за «незабываемой» встречей в Венеции, уже не слишком походило на праздник, который «всегда с тобой». На будни, — даже самые серые, — впрочем, тоже. Это и нормальной-то жизнью назвать, язык не поворачивался. Сплошная учеба — занятия и тренировки, нотации и наставления. И никакой личной жизни к тому же, потому что забрезживший было в Венеции «рассвет» так — сука! — и не наступил. Той же ночью, едва вернулись на «Лорелей», Марк исчез, и время с Дарьей с тех пор проводила одна лишь Грета.

— Нам девочкам проще будет договориться, — сказала она, появившись в кедровой гостиной тем памятным утром, и только Богу известно, что она при этом имела в виду.

А на деле, все сводилось к простой истине: совершенно неожиданно для собой себя Дарья снова вернулась в детство, превратившись — одним мановением перста какого-то злобного бога — в беспомощную девчонку, неспособную ровным счетом ни на что. Она-то думала, что умница и красавица. Что сильна и победительна настолько, что способна «заездить до смерти» не то, что любого мужика, но и весь мир в придачу. Ан, нет! Беги, девонька, куда взрослые велели, скачи и веселись, благо есть где, но не блажи, потому как экспериментально доказано — слаба аки младенец в люльке и ни фига по жизни не умеешь. Ни драться по-человечески, ни с машинами обращаться, тем более, с людьми. То есть, сплошное разочарование в самой себе и своих «немерянных», как казалось еще недавно, способностях. Крах, одним словом, и крушение надежд. Не утешала даже математика, которая многие годы являлась для Дарьи «светом в окошке» и «лучшим подарком на именины». А выяснилось это так.