Как долго я проспал, не знаю, но вокруг было по-прежнему темно, когда я внезапно проснулся от очередного волчьего воя, от которого кровь стыла в жилах. Уж лучше бы это и впрямь оказался волк, потому что, как выяснилось, это снова выл Вайрд; его тело опять изогнулось, словно натянутый лук, и так сильно напряглось, что я мог слышать, как трещат кости и сухожилия старика; а его повторяющийся страшный вой, вне всяких сомнений, свидетельствовал об агонии. Какое-то время я мог только наблюдать и слушать, испытывая ужасную беспомощность, и ждать, пока приступ пойдет на убыль. Но поскольку он не проходил — Вайрд продолжал стоять на пятках и голове, молотя кулаками по земле и завывая от боли, — я вспомнил кое о чем. Я вскочил и принялся рыться в своих вещах в поисках хрустального пузырька, который так долго носил с собой.
Некогда я уже пытался скормить своему умирающему juika-bloth хоть малую толику драгоценного молока из груди Пресвятой Девы, но потерпел неудачу. Теперь я склонился над Вайрдом и, когда его дыхание немного успокоилось в промежутке между завываниями, уронил каплю молока ему в рот. Уж не знаю, молоко ли помогло, или просто Вайрд пришел в себя, увидев рядом меня, но оцепенение его снова прошло, и он без сил повалился на землю. Но на этот раз старик с такой силой отбросил мою руку, что я упал.
— Проклятье! — проскрежетал он. — Сказано тебе… держись подальше!
Я остался на месте, и когда Вайрд немного отдышался, он произнес грубым голосом, но спокойно:
— Прости мою жестокость, мальчишка. Я отбросил тебя подальше для твоего же блага. Чем это ты накормил меня?
— Это моя самая последняя надежда помочь тебе. Капля молока из груди Пресвятой Девы Марии.
Вайрд повернул ко мне осунувшееся лицо, с недоверием посмотрел на меня и сказал:
— Я думал, что это я сумасшедший. Никак auths-hana выклевал твои мозги?
— Правда, frauja, молоко Пресвятой Девы Марии. Я украл его у аббатисы, которая не заслуживала того, чтобы владеть такой реликвией. — Я протянул старику пузырек, чтобы он посмотрел. — Но там была всего одна капля. Мне больше нечего дать тебе.
Вайрд попытался рассмеяться, но не смог достаточно глубоко вздохнуть. Вместо этого он проворчал самое нечестивое богохульство, какое я когда-либо слышал от него:
— Во имя обрезанной и никогда не отросшей вновь крайней плоти малютки Иисуса! Ты что, попробовал на мне магию?
— Магию? Ni allis. Молоко было настоящей священной реликвией. А христианские реликвии имеют силу…
— Христианские реликвии, — весьма кисло произнес он, — имеют столько же силы, сколько и языческие амулеты или заклинания, прочитанные шаманом. Любая магия может сработать только среди тех дураков, которые верят в нее. Но ни одна не поможет против бешенства, мальчишка. Боюсь, что ты зря лишился своего сокровища.
— Против бешенства? Этого я боялся больше всего. Но ты сказал…
— Что избежал заражения. Я думал, что это так, когда рана зажила, но ошибся. Я должен был помнить — как-то я столкнулся со случаем, когда болезнь у человека, которого укусила бешеная собака, проявилась лишь через двенадцать месяцев.
— Но… но… что же нам делать? Если даже молоко Пресвятой Девы бессильно…
— Ничего сделать нельзя, просто позволим болезни идти своим чередом. А ты, мальчишка, не забывай держаться от меня подальше. Сейчас ступай и ложись спать на безопасном расстоянии. Если я начну бредить и пускать слюни, малейшая капля слюны может ввергнуть тебя в беду. А я буду бредить и нести чепуху, а в промежутках страдать от сгибающих кости конвульсий и временами терять сознание. Пока одна из таких судорог не переломит мне шею или спину, мы можем надеяться лишь на то, что они станут не такими частыми, продолжительными и со временем стихнут. Пока не… — Он пожал плечами.
— Ты вовсе не бредишь сейчас, — сказал я. — Ты разговариваешь совершенно разумно.
— Такие промежутки тоже будут.
— Ну… — с сомнением произнес я, — я знаю, что ты не слишком высокого мнения не только о магии, но и о религии тоже. Однако… послушай, один раз, всего только один раз… учитывая, как тебе плохо… может, ты все-таки помолишься?
Вайрд фыркнул:
— Дерьмо! Что это как не колдовство? Молитва так же бесполезна, как и sonivium tripudium[146]
авгура. Нет, мальчишка. На мой взгляд, это подло — просить помощи у какого-нибудь бога только потому, что теперь я нуждаюсь в этом, тогда как, пока я был здоров и силен, я даже не вспоминал о них. Нет, я не стану малодушным даже на краю смерти. Теперь ступай. Отдохни.Я сделал, как Вайрд мне велел, и отодвинул от него подальше свою шкуру, но не настолько далеко, чтобы не услышать, если я ему вдруг понадоблюсь и он позовет меня. Но в ту ночь я толком не отдохнул, спал плохо, потому что понимал, что надежды на благоприятный исход нет. Собачье бешенство всегда ведет к смерти, и мучительные припадки этого страшного недуга со временем не ослабевают, а усиливаются и становятся все более частыми.