– Тот, наверное, серийный. И из ГДР. Вообще-то гэдээровские серийные лучше, чем из ФРГ. До войны это была одна фирма. А после войны основные предприятия остались в Восточной Германии, в городе Зуле… Западные немцы выпускают «зауэры» небольшими сериями. Это сделано по особому заказу. Посмотрите, ложа ореховая. А какая инкрустация, чеканка!…
– Объясните, пожалуйста,– попросила следователь,– для какой цели три ствола?
– Два верхних, нарезные, расположены горизонтально,– стал объяснять эксперт-криминалист.– Имеют калибр 9,3 миллиметра. Для патронов самой высокой мощности. Пуля утяжеленная. На медведя рассчитана. Зато у нижнего ствола, тоже нарезного, калибр 5,6 – на мелкого зверя. Прошу обратить внимание, Ольга Арчиловна, на третьем стволе, малого калибра, стоит глушитель.
Дагурова машинально кивнула головой.
– Глушитель,– повторил Веселых.– Подумайте, может, это вам что-то подскажет… Вспомните показания Осетрова.
– Осечка?! – воскликнула Ольга Арчиловна.
– Вот-вот,– кивнул Артем Корнеевич,– выстрел с глушителем можно принять за осечку.– На расстоянии, конечно.
– Это очень важно,– сказала следователь. И напомнила своим помощникам показания Осетрова о том, что после щелчка-осечки он слышал, как над его ухом что-то просвистело…
Сообщение Веселых ее взволновало.
– Давайте попытаемся представить себе, как, кем и когда были сделаны выстрелы… Итак, что вы можете сказать? – обратилась Дагурова к Веселых.
– Вы имеете в виду карабин Авдонина? – уточнил криминалист.
– Да.
– Ну,– провел по усам Артемий Корнеевич,– все три стреляные гильзы на месте. В стволах… Пойдем от последнего выстрела. Его сделали мальчишки. На наших, можно сказать, глазах.
– Над нашими головами,– поправил Иван Иванович, с интересом наблюдавший за разговором.
– Из показаний Осетрова следует: Авдонин якобы выстрелил в него, но была осечка,– продолжала уже Ольга Арчиловна.– Допустим, это был выстрел из нижнего ствола. Кто стрелял из второго верхнего? Все тот же Осетров утверждает, что Авдонин стрелял в него после осечки во второй раз… Может, так оно и было?
– Не знаю,– неуверенно произнес Артем Корнеевич.
– Верхние стволы тоже с глушителями?– спросила Дагурова.
– Нет.
– А время, когда стреляли, определить можно? – поинтересовалась Дагурова.
– Увы, до этого наука еще не дошла,– ответил Веселых.– Но, понимаете, если Авдонин выстрелил из двух стволов, то на месте происшествия можно обнаружить хотя бы следы. Мы облазили все вокруг буквально на коленях. Каждый кустик, каждую травинку осмотрели. Конечно, сколько могли… И ничего похожего! Ни одной свежей царапины… Конечно, пуля не пушечное ядро, могла улететь, знаете, куда…
– А скажите, бывают такие пули, ну…– следователь хотела что-то объяснить, но Артем Корнеевич перебил.
– Которые испаряются? Нет, не бывает,– засмеялся эксперт-криминалист.
– Что же получается, а?– развела руками Дагурова.– Если верить Осетрову, то выстрел из нижнего ствола с глушителем был. Он принял его за осечку. Затем, по его словам, Авдонин выстрелил второй раз. Выстрел прозвучал громко. Значит – из верхнего ствола. А пуль нет, и нет их следов.
– И мешка, о котором говорил Осетров, тоже нет,– подсказал Кабашкин.
– Да, прямо головоломка какая-то,– вздохнула Ольга Арчиловна.– Ну ладно, давайте закончим с авдонинским ружьем. Теперь о пуле, которую вы нашли сегодня утром в распадке, неподалеку от места происшествия,– продолжала Дагурова.– Вы считаете, что именно она поразила Авдонина?
– Почти наверняка,– ответил Артем Корнеевич, поглаживая чурбак, в котором застряла пуля.– Но окончательный ответ дадут в лаборатории судебных экспертиз. Я попрошу, чтобы все исследования провели как можно быстрее.
– Очень хорошо, Артем Корнеевич,– кивнула Дагурова. Если что интересное-звоните. А бумаги можно потом…
– А куда звонить?
– Капитану Резвых, домой. Он мне передаст.
Ольга Арчиловна и Веселых проверили, входит ли «зауэр» в чемодан Авдонина. В разобранном виде ружье помещалось там легко, и места оставалось еще предостаточно.
Потом разговор зашел о листке из школьной тетради, который непонятно каким образом оказался рядом с ружьем и бумажником Авдонина.
– Явно блатные стихи,– сказал Кабашкин.– Помню, когда я работал в районе, собирал коллекцию подобного творчества. Потом бросил.
– Что блатные – это верно,– подтвердила Дагурова.– Но кому принадлежит этот листок-вот в чем вопрос.
– А может, Авдонин тоже собирал?– выдвинул предположение Иван Иванович.– Хобби, так сказать…
Веселых от комментариев воздержался. Ольга Арчиловна приложила листок со стихами к делу. Подходило время ехать в аэропорт.
Мужчины закусили на скорую руку консервами и колбасой. А ровно в семнадцать двадцать, как было условлено, подъехал директор заповедника. Как всегда, вежливый и внимательный.
Его дочь Марина сидела в «уазике» немного растерянная и взволнованная. Ольга Арчиловна хотела сказать ей на прощание что-нибудь ободряющее, но, как это бывает впопыхах, только и нашлась, что пожелала ни пуха ни пера…