— Я их смотреть не буду, их следователь посмотрит. Я же, для того, чтобы выяснить, почём нынче здешняя землица, поступил по-другому, — я опросил покупателей. И выяснил, что желающих купить землю — пруд-пруди, что цена за десятину начинается от десяти тысяч, и что участки можно приобрести только через некого Самвела Азнавурова, потому как публичных торгов не устраивается, а заставить администрацию заключить условие закон не позволяет. Человек, желающий прибрести землю, приходил к начальнику станции, тот отправлял его к ответственному за эти операции топографу Азнавурову, а последний сообщал, что земля будет продаваться с аукциона, который неизвестно когда состоится. А через некоторое время, когда несостоявшийся покупатель заливал своё горе здешним невкусным вином в ресторане, к нему подсаживался братец топографа — Самвел и предлагал приобрести земельку без всякой волокиты и по цене на пару тысяч ниже рыночной. Обрадованный покупатель беспрекословно платил требуемое и уже через пару дней держал в руках акт предварительного соглашения, устанавливал на участке столб с дощечкой, на которой обозначались его имя и фамилия, огораживал участок забором и приступал к обустройству своего кусочка рая. Начальник станции был доволен расторопной работой подчинённых, покупатель, проклиная в душе мздоимца Шереметевского, был доволен покупкой и сбережением двух — трёх тысяч, братья Азнавуровы были довольны причитавшимся им барышом, ну а больше всех были довольны вы. Ашот Арутюнович сказал, что с каждого участка вы забирали себе четыре тысячи.
— Послушайте, Кунцевич! Неужели вы верите этому армяшке? Да даже если вы верите, другие то не поверят! Что значит слово какого-то там туземца против слова судьи?
— Ну, во-первых, против вас слова не одного, а нескольких туземцев. Показания дали братья Азнавуровы и абхазцы, которых они наняли для убийства. О вашем ночном визите к задержанному Азнавурову поведал и стражник, охранявший кордегардию. Поначалу он говорил, что к задержанному никто не входил, но тут со мной сыграли злую шутку трудности перевода. Стражник имел ввиду, что не пускал к арестованному никого из посторонних, ваш же визит о считал самим собой разумеющимся. Ну, а во-вторых, о ваших аферах рассказали и весьма уважаемые люди. Я предварительно опросил полтора десятка дачников и все они поведали мне, как приобретали участки. Сейчас следователь их формально допрашивает. Особенно ценны показания некоего Люцерянского. Он рассказал, что как-то случайно встретил начальника станции и стал требовать от Леонида Алексеевича прислать на его дачу охрану. А когда Шереметевский в этом отказал, сославшись на то, что свободными людьми не располагает, дачник возмутился, заявив, что за те деньги, которые, по его мнению, попали в карман начальника, тот просто-таки обязан обеспечить его охраной. Удивлению Леонида Алексеевича не было предела. Он стал расспрашивать господина Люцерянского об обстоятельствах покупки участка, но тот уже сильно сожалел, что затеял весь этот разговор и ни в чём не сознался — поняв, что Шереметевский к аферам не причастен, побоялся лишиться участка, ведь казна могла признать сделку, проведённую в нарушение закона, недействительной. Кстати, мне Люцерянский рассказал всё — чувствует свою вину в случившемся. Но Леонид Алексеевич сам смог концы с концами свести, а когда свёл — к вам явился. Я думаю, что между вами состоялся крупный разговор, после которого о торговле землёй следовало бы забыть. Но сделать этого вы не могли — уже понабрали задатков. В общем, судьба Шереметевского была решена.
Судья подошёл к шкафу, достал сигару, уселся в кресло и не торопясь её раскурил. Он был совершенно спокоен:
— Вы можете говорить здесь, что хотите. Я к убийству Леонида Алексеевича не причастен, никаких абхазцев для этого не нанимал. Об аферах Азнавуровых, если, конечно, они имели место, ничего не знал. Об истинной цене земли, если она действительно так дорога — тоже. Я только удостоверял договора и получал за это предусмотренную законом пошлину, более ничего. К Азнавурову ночью ходил по долгу службы — хочу сообщить, что в силу закону я не только исполняю на территории участка судебные и следственные функции, но ещё и надзираю за местами заключения. Хотел уточнить причины задержания. И всё, хватит разговоры разговаривать. Арестовать меня не в вашей власти, к суду меня может привлечь только Сенат. А суда я не боюсь.
Эпилог
Кунцевич уехал из Гагр через неделю — на курорте к тому времени не осталось ни одного отдыхающего и чиновнику сыскной полиции больше здесь делать было нечего. В соседней каюте ехал Брызгалов — Высшее дисциплинарное присутствие правительствующего сената потребовало от него явиться в столицу и лично дать объяснения. На том же пароходе отправился в Новороссийск и следователь Бурцев, везя с собой следственное производство и арестованных.