Хищница

– В шерифском отделении опять какой-то форс-мажор, поэтому они и не приехали. Я даже не стала спрашивать, что случилось, потому что вряд ли оно на самом деле случилось. Но когда я им сказала, что мы нашли тело Прайса, все сразу изменилось, и они тут же пообещали кого-то прислать. На этот раз я им верю. И еще я дозвонилась до доктора Гриффин. Когда я сказала ей, кого мы нашли, в ней взыграл нездоровый интерес.

– Его в природе не существует.

– Сказал Уинтер, с удовольствием сидящий в темноте рядом с безглазым трупом.

– Я не думаю, что это Амелия выжгла ему глаза, – через какое-то время сказал Уинтер.

– Кто же тогда, если не она? Ведь никаких признаков сообщника нет.

– Нет, она однозначно была одна. Юджин сделал это своими руками.

Мендоза нахмурилась:

– Представь себя на его месте. Шесть лет Амелия издевается над ним. Держит его в темноте на привязи, как и он когда-то поступил с ней и с Нельсоном. Заставляет его есть из собачьей миски. Когда она зажигала лампу, он смотрел, как она рисует на стенах. И даже когда она выключала лампу, он все равно видел эти картинки перед глазами – их не забудешь. Амелия наверняка видела все эти шрамы у него на теле. Может, она сама и предложила ему выковырять глаза, а позднее этот вариант преобразовался в выжигание глаз. Шесть лет – и без того большой срок, а в этих условиях просто вечность. У Юджина был целый вагон времени, чтобы обо всем подумать. Думаю, чувство вины его съело изнутри.

– И он выжег себе глаза из-за угрызений совести, – закончила за Уинтера Мендоза и покачала головой. – Я плохо себе это представляю.

– Так он спасал себя от этих рисунков.

– Это все твои предположения. Доказательств ведь никаких нет.

– На веках у него шрамы, но на внешней стороне от глазниц или под глазами нет ничего. А ведь если кто-то попытается ткнуть тебе в глаз сигаретой, ты точно будешь дергаться.

– Но выжечь себе глаза, Уинтер!

– Отчаявшийся и отчаянный человек будет и поступки совершать соответствующие. Не мне тебе рассказывать.

– Но свои собственные глаза!..

– Хорошо, вспомни самое ужасное, что ты видела в жизни, и скажи, что я не прав.

– Господи, – прошептала она, покопавшись в памяти.

– Более того. Я думаю, он умер естественной смертью.

Мендоза рассмеялась.

– Уинтер, да вся эта ситуация противоестественная! Вся до мозга костей.

– Конечно, Амелия несет ответственность за его смерть. С этим я не спорю. Но от чего он умер? В него не стреляли, его не забили до смерти и не зарезали. Да, он мог быть отравлен, и мы подождем результатов токсикологической экспертизы, прежде чем исключим этот фактор. Но вряд ли. Остаются естественные причины. Учитывая, сколько здесь болеутоляющих, думаю, у него был рак. На последней стадии боли нестерпимые, поэтому она и давала ему наркотические обезболивающие. Обычные на этом этапе уже не помогают.

– А это важно?

– Мендоза, важно все, что здесь произошло. Поставь себя на место Амелии. Ты ненавидишь своего собственного отца больше, чем кого бы то ни было на всей земле. Ты закрываешь его здесь и издеваешься над ним на протяжении шести лет. Ты убеждаешь себя в том, что это оправданная месть, ты даже отрывки из Библии подбираешь, которые оправдывают твои поступки. Но главная причина того, что она не убила его, не в этом.

– А в чем она?

– В любви.

– Это как?

– Да, ты можешь быть способной на убийство и ненавидеть его всей душой, но есть в тебе и какая-то часть, которая его любит. И поэтому ты не можешь переступить через себя и сделать этот последний шаг.

Мендоза подошла к Юджину и посмотрела в его глазницы.

– Сомневаюсь, Уинтер, – проговорила она, качая головой.

– У тебя ведь более-менее нормальное детство было, да? Ты любила своих родителей, но, вспомни, бывали моменты, когда ты чувствовала по отношению к ним ненависть. Любовь и ненависть – это же не исключающие друг друга понятия. Они как инь и ян – одно перетекает в другое.

– Мне этого не понять.

Уинтер поколебался, стоит ли ему продолжать.

– Я ненавидел своего отца за то, что он сделал мне и маме. Наверное, так же сильно ненавидел, как Амелия своего отца. Но несмотря ни на что, я продолжал его любить.

Мендоза смотрела на него какое-то время, силясь представить, как это возможно.

– Ну, наверное, так бывает.

Уинтер подошел и встал рядом с ней.

– Юджин знал, что умирает. И, как Кларк тогда сказал, это знание открывает тебе глаза.

– И совесть начала его терзать. Он наконец понял, сколько зла причинил своей семье.

– Он провел здесь более двух тысяч дней. Это очень долго. Каждый день он видел эти рисунки, наполнял мочой банки и смотрел на растущую стену. Когда он понял, что умирает, что-то внутри него надломилось. Но и для Амелии отношения с отцом не сводились только к издевательствам. В каком-то смысле она и заботилась о нем тоже. Не будем забывать: она его кормила. Ты же видела все эти упаковки полуфабрикатов в морозильнике, банки консервов в погребе. Это все для Юджина. Раз он заполнил все эти тысячи банок, значит, жидкости ему тоже хватало.

– Плюс медикаменты. Тоже доказательство заботы. Она не хотела, чтобы он умер.

Уинтер кивнул: