— Это — два чиновника из одной организации, они нам здорово помогли в очень выгодном дельце. Но потребовали устроить им за это банкет. Пришлось раскошеливаться вдобавок и на двух кол-герлс. Причем на белых. Но все это окупилось, господа, с лихвой. — И Монтеро победоносным взглядом обвел всех присутствующих, чтобы убедиться, остались ли они удовлетворены его объяснениями.
После того как был просмотрен весь список, Сон Туа откланялся. Байонета вызвался отвезти его домой. Но Монтеро удержал генерала.
— Одну минутку. Я хотел бы вам сообщить, что произошло у меня в асьенде. Вам обоим будет, вероятно, небезынтересно узнать об этом — тебе, Оски, как губернатору провинции, а тебе, как лицу, ответственному за порядок в стране вообще. Так вот, там начались беспорядки после того, как я заменил управляющего и взял по твоей, генерал, рекомендации бывшего военного. Тебе, Оски, я, кажется, уже говорил, кто явился там зачинщиками?
— Я их всех знаю.
— Так вот, надо навести в асьенде порядок, чтобы там вновь воцарились мир и спокойствие, — с ударением на последних двух словах проговорил Монтеро.
— С помощью генерала это можно сделать очень быстро, — поспешил заверить его Добладо.
— Только имей в виду, что крестьяне связаны с рабочими из города, — предупредил Байонета. — Да еще эта газетенка «Кампилан» все время подливает масла в огонь.
— А газетой-то владеет дружок Долли, — не преминул съехидничать губернатор Добладо.
— Я хочу, чтобы вы сделали все возможное, — тоном, не допускающим никаких возражений, заявил Монтеро. — Надо, чтобы те, кто не желает работать на старых условиях, немедленно убирались с моей земли. Их заменят более покладистые. Капитан Пугот говорил мне, что может всех заменить новыми арендаторами из провинции Илокос. Арендаторы-илоканцы — послушные и добрые, к тому же бережливые работники. Но это возможно, конечно, при условии, что вы уберете всех тех, кто сеет смуту и устраивает беспорядки. — Последние слова он произнес почти шепотом, так что Сон Туа ничего не смог расслышать.
— Мы с генералом отвечаем за все, — заверил губернатор. — Спи, Монтеро, спокойно, мы-то уж свое дело знаем.
Дон Сегундо протянул ему пухлую пачку банковских билетов разного достоинства.
— Разделите это, пригодится для игры в покер. — И он осклабился в довольной улыбке. — Это за асьенду.
Пробило ровно одиннадцать часов, когда от дома Монтеро отъехали одна за другой две машины. Трехэтажная вилла погрузилась в темноту и стала похожа на гиганта, закутавшегося в черный плащ.
Глава сорок вторая
Режим, установленный в асьенде новым управляющим Монтеро, явился, как говорится в Библии, той соломинкой, которая сломала хребет верблюду, той последней каплей, которая переполнила чашу терпения. Новый управляющий, в прошлом капитан констабулярии, прославился своей жестокостью еще в годы японской оккупации, когда, не щадя живота своего, прислуживал временным хозяевам. Вот он-то и заменил Пастора.
Настоящей фамилии этого управляющего никто не знал, да если бы и знал, то уж сеньором Кабальеро, — такова была его настоящая фамилия, — никогда не назвал бы. За ним прочно укрепилась кличка «Капитан Пугот»[70]
. Поговаривали, что во время японской оккупации он обретался в провинциях Центрального Лусона, и на его счету больше отрубленных партизанских голов, чем у любого офицера из японской контрразведки. Когда американцы заняли Манилу, он добровольно сдался в плен и таким образом избавился от партизанского возмездия.Назначение Пугота управляющим было равносильно пощечине, которую Монтеро влепил всем крестьянам разом, потому что многие из них участвовали в антияпонском движении и активно поддерживали партизан. Дон Сегундо даже не пожелал выслушать крестьянские требования. Пастор был единомышленником крестьян, поэтому его и убрали. Капитан Пугот ровным счетом ничего не смыслил в сельском хозяйстве, ему было совершенно безразлично бедственное положение арендаторов, но он охотно выполнял любые приказы Монтеро и требовал этого же от других. Он, не задумываясь, отвергал любые предложения крестьян, за малейшую провинность налагал жестокие штрафы. А если «провинившийся» не уплатит штраф, ему немедленно предъявлялся ультиматум — или плати, или убирайся с асьенды на все четыре стороны. Прежняя издольщина полностью оставалась в силе. «Это для вас лучше, чем совсем потерять землю!» — нагло заявлял он.
Двор асьенды, где прежде жил Пастор со своей дочерью, Пугот превратил в настоящую крепость, поставив у ворот вооруженных часовых. В качестве личного телохранителя и стражника он привез с собой бывшего солдата, отъявленного головореза, с которым в период оккупации вместе чинил зверства. Из числа всякого отребья Пугот сформировал вооруженную «гвардию», пообещав «гвардейцам» земли тех, кто станет сопротивляться распоряжениям хозяина или его управляющего. Кроме того, вновь испеченный управляющий затеял переговоры с издольщиками из провинций Илокос и Исабела, которые из-за невероятных условий труда были готовы бежать куда глаза глядят…