Хищные птицы

— Если бы я мог предположить, как трудно придется в горах я бы никогда не расстался с каменным домом, — грустно заметил Мартин.

— О каком каменном доме ты говоришь? — полюбопытствовал Карьо.

— Разве ты не понял? — И Мартин объяснил ему: — Каменный дом — это Билибид.

— А ты сидел в Билибиде? — осторожно осведомился Карьо.

— И не раз. Сначала за то, что полоснул одного типа ножом; потом меня осудили за кражу, — рассказывал Мартин. — А что мне еще оставалось делать? Я по горло увяз в долгах, а расплатиться было нечем. Эти же бессовестные грабители остаются на свободе, хотя каждый день совершают крупные преступления. Преступления против общества, против правительства и народа, а их по-прежнему называют благородными, — изливал свой гнев Мартин.

— Придет время, и сбудется предсказание Рисаля. Для того, чтобы стать уважаемым человеком, нужно сперва попасть в тюрьму, — проговорил Мандо.

— Я вот как понимаю, — вставил Карьо, — добро и зло зависит от того, поймали тебя или нет. Ты становишься плохим в тот момент, когда тебя схватят.

— В этом-то и вся дьявольщина, — поддержал его Мартин. — О человеке надо судить по его поступкам, а не по тому, как он одет, о рыбе ведь судят по ее мясу, а не по чешуе.

— Может быть, ты и прав, — ответил Карьо. — Но не всегда так бывает. Часто под блестящей красивой чешуей скрывается гнилое мясо.

— Я — дурной человек, я это знаю, — разоткровенничался Мартин, — но я не лицемер. Я пристал к партизанам, чтобы спасти свою шкуру. Нет для беглого преступника более безопасного места, чем небольшой партизанский отряд. Здесь некогда интересоваться, кто ты такой. Никто не станет допытываться, откуда ты взялся. Единственное, что от тебя требуется, — это желание бороться, и если оно у тебя есть, то ты выполняешь различные поручения. Лучше, конечно, когда есть оружие.

У Карьо, законопослушного деревенского жителя, была совсем другая судьба.

— А я стал партизаном, — рассказал он, — потому что в наше селение пришли японцы. Они убили мою беременную жену, Я — простой неграмотный крестьянин, но я любил свою жену и люблю наш край.

Рассказав о себе, Мартин и Карьо захотели угнать, что привело в партизанский отряд Мандо. Он ведь молод, умен, и японцы наверняка были бы рады привлечь его на свою сторону. Почему он предпочел отправиться в горы? Ради чего он воюет?

— Я — филиппинец, — коротко ответил Мандо. — Разве этим не все сказано? — Мандо не стал распространяться о том, как ему удалось ускользнуть из цепких рук японской контрразведки, когда ее агенты налетели на студентов, собравшихся обменяться мнениями и новостями об истинном положении дел на фронтах. Студенты разбегались, выкрикивая, подобно мальчишкам-газетчикам: «Покупайте газеты, в которых все наврано».

Все трое сознавали горькую правду, что немалая часть филиппинцев и филиппинок так или иначе помогала японцам, а Мандо даже пострадал от этого — хозяин, у которого он служил, донес на него японцам, чтобы выслужиться перед ними.

Проливной дождь оказался бессильным перед выносливостью и упорством трех молодых парней, и, словно убедившись в этом, дождь сначала поослаб, а потом и совсем прекратился. И хотя на них не было ни единого сухого пятнышка, сидя плотно прижавшись друг к другу спинами, они умудрялись кое-как согреваться. К тому же за оживленной беседой они на время забыли о своих невзгодах.

Тучи рассеялись, и снова выглянула луна. Лишь изредка ночную тишину нарушали шорох листьев да скатывавшиеся с них капли дождя. Прошло еще немного времени, разговор не возобновлялся; парни погрузились в дремоту, уткнув отяжелевшие головы в колени.

Разбудили их первые лучи солнца. Ясное небо, прекрасная погода и присмиревшая река — как все это было непохоже на вчерашний вечер.

Все трое принялись разминать затекшие ноги, Мандо бегал взад и вперед, боксировал. Затем упражнялся, поднимая здоровые камни вместо гирь. Будучи физически сильным от рождения, он постоянно тренировался и изучал каратэ.

На берегу они нашли несколько кокосовых орехов, видимо, принесенных сюда вздувшейся рекой.

— Манна небесная, — радостно провозгласил Карьо и стал собирать плоды, разбросанные по земле.

С помощью острого камня они проделали отверстия и отведали кокосового молока.

— Хорошо, — сказал Мартин. — Пожить бы тут пару деньков, отдохнули бы, как на ранчо.

— А кто предрекал нам голодную смерть в пути? — пошутил Мандо.

— Вот в городе и на равнине — там действительно туго, — сказал Карьо, — потому что там нет ни гуавы, ни кокосов.

Они раскалывали орехи, вынимали белую сердцевину и с удовольствием жевали ее.

— До того как я уехал в Манилу, — сообщил Мандо, — у нас в деревне, помнится, жарили эту белую сердцевину, как кукурузу, и продавали у дороги по двадцать сентаво. Это называлось кастаньог. Для многих один такой кусочек составлял весь завтрак.

— Замечательная вещь — кокосовая пальма, — проговорил Карьо с гордостью, как человек, родившийся и выросший среди кокосовых рощ. — Она тебе обеспечит и еду, и одежду, и кров.