Хитклиф

— Как угодно, но прошлой ночью здесь была живая женщина, которая ненавидит вас и стремится причинить вам вред, и уже причинила! Она напала на вас, она хотела вас изувечить, если не хуже!

— Попридержи язык! — вдруг приподнявшись с подушки, прикрикнул мистер Эр и тут же без сил рухнул на кровать. — Никто на меня не нападал, — почти прошептал он.

— На вас напали, сэр, но сейчас это неважно. Надо привести врача.

— Нет, нет! — Здоровой рукой он остановил меня. — Нет, моим врачом будешь ты.

Решив что он бредит, я снова поднялся, но он потянул меня обратно.

— Я серьёзно, Хитклиф. У меня есть причины — и весьма основательные — к тому, чтобы никто об этом и не узнал. Даже Джон — я не впущу его в комнату нынче утром. Нет, приходить ко мне будешь только ты — и, что бы ты ни увидел, никому не слова. Обещаешь?

— Давайте не будем больше тратить время на разговоры. Позвольте мне привести Картера.

— Сначала обещай.

— Ну хорошо, обещаю. Можно идти?

— Вот упёрся. Я же сказал, хирургом будешь ты. Ты помогал Дэниелу оперировать лошадей, так ведь?

— Да.

— И кое-чему научился?

— Немного.

— Хмм. Дэниел говорит, ты превзошёл его. Во всяком случае, наложишь мне швы. Нет, ты не ослышался. Ты же сам видел — мой большой палец совсем отбился от своих приятелей; вот и соберёшь всю компанию вместе. Давай, мой мальчик, — зашьёшь человеческую рану не хуже лошадиной. Иди возьми свои орудия пыток; ещё только рассветает, тебя никто не увидит, а если увидят, подумают, что ты возвращаешься после любовных похождений — ведь комната мисс Ингрэм рядом с моей.

Видно, не так уж он был плох — хватало сил язвить.

Наскоро забинтовав его руку, я вышел. Спустя десять минут, когда я вернулся с инструментами, он дремал, но, заслышав мои шаги, сразу проснулся.

— Никого не встретил?

— Нет, всё спокойно. — Я выбрал самую маленькую иглу и зажим. — Будет больно. Принести из столовой бренди?

— Есть средство получше. Открой средний ящик туалетного стола — да, здесь, — достань флакон и стакан.

Я вытащил то и другое. Во флаконе плескалась тёмная жидкость, и когда я повернул его к свету — жидкость вспыхнула рубиновым огнём.

— Хорошо. Теперь полстакана воды; потом — до метки — эликсира.

— Опиат? — спросил я, отмерив дозу.

— Нет, впрочем, не знаю; может, в нём опиум, а может, мышиное ухо или крыло летучей мыши, из которых, мне кажется, его в основном и делают. Я получил это от одного травника в Италии; для дуэли, ради которой я добывал его, он мне не понадобился, но я суеверно храню эликсир до сих пор. Он одновременно снимает боль и укрепляет сердце; мне кажется, я всегда ощущаю его действие.

Он с трудом сел и решительно положил на стол руку.

— Начинай!

Я очистил тампоном рану и приступил к операции. Разрез оказался глубоким; соединив края мышц, я стал сшивать кожу. Легко представить, что даже для человека, находящегося под воздействием волшебного итальянского снадобья, этот процесс должен был оказаться достаточно мучительным, так что я решил отвлечь моего пациента наиболее доступным мне способом — разозлить его.

— Скверная рана, — рассуждал я, — вонзив нож, его ещё и повернули, как только кость выдержала! Что же это за женщина в маске, почему она на вас напала?

Стрела достигла цели. Щёки его вспыхнули, брови насупились.

— Я же сказал: никто на меня не нападал!

— Чушь!

— По крайней мере, никто, кому можно было бы предъявить претензии с точки зрения закона и морали. Выкинь это из головы; а если не получится, то хотя бы запри там наглухо; намекнёшь хоть одной живой душе — и я пропал. Но постой; ты сказал, она была в маске?

Я подробно изложил обстоятельства ночной встречи, приведя длину своей повести в соответствие с длиной накладываемого шва. Рассказывал о мошенничестве Ингрэма, о появлении мисс Ингрэм, об обвинении Линтона — опустив, разумеется, подробности о моём неожиданно открывшемся даре и подоплёку наших с Линтоном отношений.

Пока я говорил, лицо мистера Эра прояснилось — что-то в моём рассказе развеяло, видно, терзавшую его тревогу. К концу он уже искренне посмеивался. Пока я упаковывал инструменты, он разговорился даже больше обычного, очевидно под действием снадобья.

— Ей-Богу, Хитклиф, ты околпачил их всех! Твоя снисходительность к Ингрэму — как любезно и вместе с тем расчётливо; а он-то — такой щёголь — и всего лишь жалкая марионетка, своей глупой выходкой отдал себя в твои руки, можешь теперь дёргать его за ниточки как только пожелаешь. А по отношению к Линтону ты был великодушен и осмотрителен; должен сказать, он удивил меня: с его-то манерами — так разозлиться и выйти из себя ни с того ни с сего. А мисс Ингрэм — ай да Хитклиф, заарканил! Но будь осторожен; твоя добыча не так уж безропотна; того и гляди, тебя самого приберёт к рукам!

Я пожал плечами.

— Да мне дела нет до неё.

— Само собой; ты верен своей безымянной даме. Но у мисс Ингрэм есть одно преимущество: она реальна — и весьма соблазнительна, а её соперница — лишь бесплотная тень.

Такое направление разговора мне было не по душе.