Хитрая злая лиса (СИ)

— Я не хотел тогда с вами сближаться, Вера. Была большая вероятность, что вы умрёте, и чуть меньшая вероятность, что вас придётся отдать цыньянцам. Георг был прав, когда говорил, что я вас украл — по хорошему, вас нужно было бы передать императору. Он бы казнил Тонга, потому что Призыв незаконен, и позаботился бы о вас, потому что это его обязанность — по законам империи, вы не человек, а собственность Тонга, и если император его казнил, то вас он должен был бы передать семье Тонг. А учитывая то, что семья Тонг поколениями режет друг друга, их почти не осталось, так что император бы просто забрал себе всю провинцию, посадив там своего надзирателя при каком-нибудь очень юном и не амбициозном дальнем родственнике из семьи Тонг, и они бы вас радостно подарили императору, в качестве извинения за то, что Тонг Хе Ву провёл запрещённый ритуал. Я уверен, так всё изначально и задумывалось. Если бы Карн и империя были в хороших отношениях, если бы никто не планировал войну, или если бы незадолго до того наследник трона империи женился бы на принцессе Карна, например, я бы вообще туда не полез. Максимум передал бы информацию о том, что Призыв готовится. Хотя, и это не стал бы — я уверен, там это ни для кого не было новостью, император всё знал и благословил эту идею изначально. Из Тонга просто сделали жертвенную пешку, а он попался.

Вера молчала, министр тоже молчал, потом усмехнулся с нервным весельем:

— И я попался. Только из меня сделали собаку для охоты. Даррен подкинул мне информацию, что готовится Призыв, об этом узнали его агенты при дворе императора. Это был просто слух, он не отдавал мне приказа, но я по собственной инициативе бросился собирать информацию и выслеживать всех потенциальных выгодоприобретателей, вышел на Тонга и пошёл по его следу. И взял вас. И вот тут начались проблемы. Я должен был бы, как хороший пёсик, принести вас Даррену и получить в награду сухарик, а я увидел вас и... решил, что сухарик — это как-то мелко. Я смогу получить больше. К тому же, если бы вдруг что-то пошло не так, виноватым и крайним оказался бы я. Я в качестве крайнего очень удобен — у меня нет страны, только дом, в котором я сам себе император. А в Карне я, по закону — гость, юридически я на Карн не работаю, то есть, мои грехи — не грехи Карна, они могут в любой момент от меня отмежеваться. Если бы вдруг император упёрся и потребовал вас категорично, грозясь войной, вас бы отдали решением Большого Совета. Сказали бы, что они не имеют отношения к вашему похищению, это всё дикий полуцыньянец глава Кан, он же псих, все же в курсе. И цыньянцы сказали бы, что да, конечно в курсе, вопрос решился, так что забудем об этом. Все чистенькие и культурные, только мы с Тонгом жадные преступники. Удобно.

— Зачем вы мне это рассказываете? — мягко спросила Вера, посмотрела на министра, он смотрел на дорогу перед собой, бросив повод своего коня, зато крепко держа повод Вериного.

— Просто так. Я устал об этом молчать. А эта пустыня — идеальное место для откровенного разговора, здесь нереально подкрасться незаметно и подслушать, и подслушивающие артефакты на таком расстоянии не работают. Если у вас есть, что сказать такого, что вы хотите сказать только мне, без единого шанса, что нас подслушают — говорите сейчас. Есть?

Он посмотрел на неё, она пожала плечами и качнула головой:

— Мне нечего скрывать, я любое своё слово могу повторить при свидетелях.

— Круто вам, — он усмехнулся, надолго замолчал, стал смотреть на дорогу, которая уходила в неведомый горизонт, теряясь в сиреневой дымке. Всё небо было этого странного серого цвета, неоднозначного и неоднородного, солнце просвечивало тусклым пятном, хотя на небе не было туч или облаков, просто равномерная дымка, погружающая всё в оттенки серого и сиреневого. Было странно понимать, что в этой ровной пустыне без единого дерева или дома совершенно нет ветра. Воздух стоял неподвижно, от этого накатывало предощущение грозы.

«Да, точно. Надо же, я так привыкла к прогнозу из интернета, что разучилась определять погоду по запаху. Надо вспоминать.»

Она закрыла глаза и глубоко вдохнула, пробуя воздух всем телом, ощущая его вкус на языке. Пахло грозой. Огромной и оглушительной, такой мощной, от которой земля встаёт дыбом, бросаясь навстречу воде, бьющей с неба тяжёлыми кинжалами плотных струй, которые пригибают деревья к земле своей силой, ломая тонкие ветки и срывая листья. После такой грозы мир особенно чист, а ручьи и реки очень грязные, но это быстро проходит, а чистота остаётся.

– Гроза будет, – шёпотом сказала Вера.

– Здесь не бывает грозы, – тихо рассмеялся министр, посмотрел на небо, покачал головой: – Хотя с погодой нам повезло, конечно. Я думал, будет солнце, даже шемах взял. И для вас взял, а то, с вашей белой кожей, вы обгорите очень быстро.