Хитрости эльфийской политологии

— Начинаю понимать, почему даже Владычицы темных спустили тебе с рук трюк с сокращением имен.

— Не напоминай, а? Мне самому сейчас за него уже стыдно. Я ведь тогда еще плохо себе представлял, какие вы все тут серьезные личности. Кстати, пока ваши гости, — я выразительно покосился на орков, — подбирают с груди челюсти, хочу поговорить о вашем воспитаннике. — Эльф наградил меня заинтересованным взглядом, явно дозволяя продолжить мысль, и я решил, что ничего он мне не сделает. По крайней мере, не здесь и не сейчас. — Вы сами-то с ним хоть раз общались по-человечески или все скинули на женщин? Я, конечно, понимаю, что вам он нафиг не сдался, но тогда…

— С чего ты взял? — перебил меня император. — Я, конечно, был очень занят в последнее время, но этот ребенок мне весьма симпатичен, если говорить начистоту.

— Непохоже, что ему тут нравится.

— Воспитанник? — подал голос шаман орков.

— Клементириферус Маар-ки-Мух Серебряный. Первый из разбуженных Андреем маленьких мерцающих. — Пояснил Камюэль, присутствующий при разговоре, но активно в нем не участвующий.

— Простите? — очень осторожно обронил орк, который на самом деле был мерцающей леди.

— Развоплощенный обратно фонтанчик, — со вздохом сказал я, и, видя, как все тело шамана напряглось от этих слов, добавил одними губами: — Только не выскальзывай…

— Ты научился?.. — прошелестел шаман полушепотом.

— Еще рано радоваться и делать поспешные выводы, — вмешался император. — Но определенный прогресс уже есть. Двое детей вернулись из своих грез в реальный мир.

— Они грезят? — спросил шаман, обращаясь ко мне.

— Что-то вроде того.

— Так что ты мне посоветуешь с мальчиком? — спросил император.

— Попробовать пообщаться с ним, когда рядом не будет ваших сердобольных барышень. Они, наверное, ему своей любовью прохода не дают, но он же мальчик, причем уже не такой маленький, как может показаться. Ему нужна жесткая мужская рука, чтобы чувствовать себя более уверенно в этом мире и в своем новом окружении. Поэтому ему нужны не столько мамочки, а кто-то к кому он не только сможет привязаться, но и кого будет уважать.

— Ты считаешь, что я мог бы стать для него этим кем-то?

Ответить я не успел, так как свой вопрос вдруг задал Бахрома.

— А где его настоящие родители?

— Если ребенок погиб давно, скорей всего отправились в другой мир, — обронил шаман, буравя меня пристальным взглядом.

— Погиб? — заинтересовался вождь орков.

— Так было принято считать, — вставил я и решительно сказал: — Думаю, Бирма потом тебе все расскажет.

Шаман на мою реплику кивнул и поинтересовался уже у императора:

— Значит, вы взяли на воспитание мерцающего ребенка?

— Да.

— Но его родители могут однажды вернуться.

— Насколько я понимаю, это маловероятно, своего сына они уже похоронили. Но если это произойдет, я буду искренне рад за него.

— А если к тому времени вы успеете к нему привязаться? — поинтересовался я.

Император наградил меня долгим взглядом.

— Значит, будет самое время задуматься о своих собственных детях. — Он сказал это таким тоном, что всем стало ясно — эту тему лучше не развивать.

Как бы там ни было, но проныра Камюэль не ошибся, мне на самом деле удалось разрядить обстановку. После чего общение властвующих особ пошло в более дружелюбном ключе. И я им был уже не нужен. Но Камю отпустил меня только под присмотр Ира. Так сказать, сдал с рук на руки. Пришлось мне самому вводить мерцающего в курс дела. Явление того скользкого лорда, имени которого я так и не запомнил, секретаря ректора тоже не обрадовало, причем еще больше, чем Камюэля. Хотя, возможно кардинал просто слишком хорошо умел маскировать свои подлинные чувства.

— И чтобы он мог такого со мной сделать на виду у всех?

— Массу всего. Есть великое множество околомагических манипуляций, которые официально в среде других магов не считаются запрещенными. При этом незащищенному человеку, например, из твоего мира могут навредить и серьезно повлиять на его поведение.

— Но я-то защищенный.

— Да. Теперь он тоже об этом знает. И те, кто стоит за ним.

— И кто это может быть?

— Понятие не имею. Университет всегда был во многом вне политики. Поэтому напрямую лично я никогда ничем таким не интересовался.

— Теперь заинтересуешься?

— Не уверен. Мне хочется верить, что при дворе мы с тобой будем появляться лишь изредка, чтобы кто-то успел всерьез нами заинтересоваться.

— Свежо предание, да вериться с трудом.

— Не каркай!