Фрэнк думал, что Тарк его порежет. Он чувствовал, как Тарк наклонился, ждал прикосновения лезвия, гадал, в каком месте, ждал, закрыв глаза и съежившись…
– Думаешь, я тебя порежу, шеф? – спросил Тарк. – Как твоего приятеля? – Фрэнк чувствовал, как кончик ножа коснулся его левого века, только коснулся.
Давление немного усилилось, кончик лезвия чуть-чуть вошел в тонкую кожу века…
Дребезжащий смешок, кончик ножа убрался, и Тарк сказал:
– Не переживай, шеф, я тебя не порежу. Более того, я остановлю кровотечение.
И Фрэнк услышал звук, знакомый будничный звук: клейкая лента, отдираемая от рулона. Потом лента коснулась рта, Тарк обернул ее вокруг головы, потом еще раз, еще, крепко запечатал. Фрэнк тут же почувствовал, как кровь скапливается во рту. Он подавился, задергался, но не мог выплюнуть кровь, не мог достать до ленты, ничего не мог.
Он снова услышал голос Тарка, задребезжавший над ухом:
– Что тебе остается, шеф? Глотать кровь. На время поможет. Как думаешь, сколько можно глотать свою кровь, шеф? Вот сейчас и узнаем, да?
Это Фрэнк и делал, заставляя себя глотать кровь, дышать, снова глотать, продержаться еще минуту, потом еще.
Он почувствовал, что рыболовный катер замедлил ход. Перекатился на спину, взглянул наверх, и через дождливый мрак разглядел праздничные неоновые огни верхней палубы «Феерии». Он почувствовал внезапный прилив надежды. Потом снова подавился.
По правому борту «Феерии», на второй палубе, Фэй разговаривала с матерью по мобильному телефону.
– Она не идет спать, не знаю, чего ей надо, – говорила мать. На заднем плане слышен был плач Эстель. – Все время одно и то же повторяет, я не понимаю, что.
– Можно с ней поговорить? – сказала Фэй.
– Хочешь поговорить с мамочкой, Эстель? – спросила мать.
– Нет! – кричала Эстель. – Зябенека! Зябенека!
– Кричит одно и то же и плачет, – сказала мать. – У меня от нее голова разболелась.
– Она говорит, что ее зовут Белоснежка, – объяснила Фэй. – Хочет, чтобы ты ее звала Белоснежкой.
– Зачем?
– Она играет. Иногда она играет в Белоснежку, тогда надо ее так называть, а иначе расстраивается.
– Она меня этим с ума сводит. И есть ничего сегодня не хочет.
– Ты ей давала алфавитный суп для малышей, он в микроволновке?
– Я посмотрела, там сплошная химия. Ей не следует это кушать. Я попробовала предложить ей вкусной рыбки, но она ее не ест. Хочешь вкусной рыбки, Эстель?
– Зябенека! Зябенека!
– Мама, зови ее Белоснежкой, ладно?
– Ладно, Белоснежка, хочешь вкусной рыбки?
– Нет!
– Не хочет.
– Мама, она терпеть не может рыбу.
– Рыба полезна.
– Да, но она ее не
– Не хочешь вкусного кусочка рыбки, Эстель?
– Зябенека!
– У меня голова от нее болит.
– Мама, ради бога, пожалуйста,
– Не надо таким голосом со мной разговаривать.
– Извини, мама. Ты права. Просто я…
– В такое время у твоей сестры все дети уже спят.
– Мама, я действительно не понимаю, что хорошего в том…
– Подожди секунду. Не клади это в рот, Эстель.
– ЗЯБЕНЕКА!
– Фэй, я тебе перезвоню, она тут сейчас…
– ЗЯБЕНЕКА! ЗЯБЕНЕКА! ЗЯБЕНЕКА!
– Мама, пожалуйста, только…
Но мать повесила трубку. Фэй хотела перезвонить, но решила сперва спрятаться от ветра на корме. По пути ей попалась низкая запертая калитка, на которой висела табличка: «ТОЛЬКО ДЛЯ КОМАНДЫ – ВХОД СТРОГО ВОСПРЕЩЕН». Она огляделась и никого не увидела – кто в такую погоду вылезет наружу? – и перешагнула через калитку.
Предполагалось, что все произойдет следующим образом:
Рыболовный катер швартуется к «Феерии» корма к корме. Люди на катере по цепочке выгружают тяжелые черные нейлоновые мешки с товаром из специального грузового отсека в корпусе. Поднимают мешки через транец на платформу на корме «Феерии», где их подхватывает судовая команда. Потом команда корабля передает мешки с наличностью через транец на рыболовный катер. Аркеро наблюдает за операцией, держа «АК-47» со спущенным предохранителем. Его стратегия, понятная всем участникам, такова: если ему покажется, что кто-то ведет себя подозрительно, этот кто-то становится бифштексом. Когда обмен закончен, рыболовная лодка отшвартовывается и проваливает к черту, а Хэнк Уайлд звонит Лу Таранту и сообщает, что китайские продукты доставили. При хорошей погоде вся операция занимает минут двадцать, и во время нее из рук в руки переходят наркотики и деньги на сумму от 50 до 100 миллионов долларов, в зависимости от рыночной конъюнктуры.
Предполагалось, что все произойдет следующим образом.