«Удивительно!».
- С кем ты разговаривала? – поинтересовался Бьорн.
- С братом, - улыбнулась Алиса, но тут же сощурилась карикатурно-подозрительно - он большой, злой и очень меня любит.
Бьорн расхохотался.
- Я не причиню тебе вреда, - сказал Бьорн очень убедительно, - но почему-то мне кажется, что ты не дашь себя в обиду.
- Не дам, - уверила его Алиса, вгрызаясь в рыбу, - Вася научил меня стрелять и драться.
- Он военный? – спросил Бьорн, тихонько попытавшись произнести слово «Vasja».
- Он фотограф, - соврала Алиса, соорудив себе гигантский бутерброд, - сейчас живет в Норге.
Она даже не заметила, как в разговоре на английском языке, у нее вырвалось «Norge» вместо «Norway».
- У тебя есть еще кто-нибудь, кроме брата? – спросил Бьорн.
- Сестра, племянник, - сказала Алиса и, подумав, добавила, - и трое друзей. Вот и всё.
Вопросы Бьорна ее не раздражали. Он был мягок, тактичен и спрашивал, не требуя ответа. Алиса вдруг поймала себя на том, что хочет понравиться Бьорну. Он рассказал немножко о себе – о сводном брате и о любимой собаке, что попала под машину, когда ему было шесть – Алиса обнаружила, что не просто слушает с интересом, но и пытается запомнить.
- Вася сказал, что если ты – это ты, то ты – гений, - сообщила Алиса, натягивая лицо на бутерброд.
- Ты смешная, - сказал Бьорн. В его лице появилась какая-то новая эмоция, которой Алиса не смогла дать название.
- Правда? – спросила она, отложив бутерброд.
- В хорошем смысле. Ешь. Потом я покажу тебе свои фотографии.
Алиса в два укуса одолела свой монструозный бутерброд и отряхнула руки от крошек.
- Ты как маленький удав, - улыбнулся Бьорн. Он встал из стола, и, проходя мимо, погладил ее по плечу. Он скрылся в соседней комнате, откуда донеслось шуршание картона: Бьорн рылся в коробке.
Алиса сидела на своем стуле, не шевелясь и не дыша. Ее парализовало это прикосновение: оно не было отцовским или братским, но и в то же время не несло сексуального подтекста. Алисе это было в новинку, и сколько она не силилась, она так и не смогла дать определение той эмоции, которую это прикосновение в себе несло.
«Много думаешь. Ты же знаешь, что бывает с теми, кто много думает».
Алиса вдруг поняла, что ведет себя, как самая обычная девушка – сидит и пытается понять, нравится она мужчине или нет. Так делала Нина, так делала Марина и еще много Алисиных приятельниц, подруг и просто знакомых. Это открытие ее взволновало.
- Фотографии, - возвестил Бьорн, внося большую картонную коробку со снимающейся крышкой, - эти снимки не были нигде опубликованы. Ты будешь единственной, кто когда-либо их видел.
- Это большая честь, - сказала Алиса серьезно, с интересом заглядывая в коробку, которую Бьорн водрузил на стол.
Бьорн уставился на нее, будто силясь понять, шутит она или нет. Алиса не обратила внимания на его замешательство.
- Почему? – наконец спросил он.
- Что почему? – удивилась Алиса и посмотрела на него. Бьорн выглядел растерянным.
- Почему это честь?
- Не знаю, - Алиса пожала плечами, не сводя с него глаз, - у Васьки, например, есть целая коробка снимков… вот точно такая же коробка!.. которую он никому не показывает. Он всем говорит, что это – неудачные фото, которые он хранит, чтоб не повторять ошибок, а нам с Асей – что мы туда заглянем только через его труп. В смысле, после его смерти.
Бьорн растерянно улыбнулся, Алиса, глядя на него, вдруг поняла, что в нем такого привлекательного.
«Трогательность. Он трогательный. Он умеет. Он не стесняется и не боится обычного, человеческого, настоящего. Носочки с олешками, брови домиком, детские воспоминания – всё это обычно мужчины от меня прячут, полагая, что я или не пойму, или посмеюсь, или нагло воспользуюсь. Бояться выглядеть идиотами. Идиоты».
Алиса запустила руку в коробку и достала отпечаток. На нем было ночное небо, через которое буквой S изгибалось ярко-зеленое марево.
- Твою мать! – воскликнула Алиса по-русски. Она достала еще одну фотографию, за ней еще и еще. На всех на них были изображены северные сияния. Иногда под этим чудом природы появлялся типичный норвежский сельский пейзаж: домики из дерева, крашеные в бордовый, с аккуратными окошками, в которых можно было разглядеть теплый, уютный приветливый свет.
- Васька прав! Ты – гребаный гений! – снова завопила она.
- Алиса, ты говоришь по-русски, - Бьорн улыбнулся, но меж его бровей промелькнула крохотная озадаченная морщинка. Промелькнула и тут же исчезла.
- Прости! Прости, Бьорн! – Алиса перешла на английский, но была так взбудоражена, что не могла связно выражать свои мысли, - я тебя знаю! Вернее, не тебя, а твои фото! Ты жил в Америке, работал с «Нэшнл Джеографик», твои северные сияния печатали на обложках, о тебе писал «Тайм». Конечно же! Бьорн Йоргесен! Тебя называли норвежским гением! Мне про тебя Васька рассказал, когда узнал, что я на хюльдрах свихнулась. Он накидал мне ссылок, а я изучала твои северные сияния! Я рассказывала про тебя друзьям и называла тебя Григом от фотографии! Глупо, да? Ну тот сочинил свое лучшее, вдохновившись Норвегией, своей родной страной, как и ты! Скажи, это глупо?