Снимался ранний вечер, вернее, та часть дня между сумерками и наступлением кромешной темноты, когда в лагере заканчивались соревнования, мастер-классы, семинары и бизнес-игры и снимался запрет на курение и алкоголь. На площадке собирались члены движения «Новый век» с пивными стаканчиками и сигаретами в руках. Они болтали, собираясь в кучки, искали кого-то, рассыпаясь поодиночке, или парочками уходили к пруду, что плескался за лодочным сараем, и до микрофона камеры доносились их смешки.
Оператор, несомненно, сидел в сарае.
- Вон я, - сказал Павел.
И действительно, экранный Павел, моложе и стройнее нынешнего, ухлестывал за какой-то девицей. Та громко ржала над его шуточками, не забывая отхлебывать пивасика.
- А вон ты, - снова сказал Павел.
Алиса и сама уже нашла себя. Короткая стрижка с длинной челкой, джинсовая юбчонка, которую пришлось выбросить наследующий день из-за бурых пятен и плохих воспоминаний. Вокруг нее какие-то парни, девчата и Маринин заместитель, который подливает ей пиво.
Лавровича и Нины не видно с этого ракурса, но Алиса помнила, что в тот момент они стояли чуть в стороне от сарая и болтали с Мариной.
- Пока ничего интересного, - сказала Алиса, - если здесь будет заметно, как кто-то что-то доливает в наши стаканы, то можно будет пойти с этим в полицию.
Павел не ответил, судорожно сглотнув и вытерев вспотевший лоб.
Камера моргнула на секунду и обстановка поменялась. Теперь съемка велась не из рук оператора, а со штатива или просто с какой-нибудь горизонтальной поверхности. В кадре теперь оказался интерьер лодочного сарая, изменившийся до неузнаваемости.
Все свободное пространство на полу было уставлено свечами. Сарай наполнили фигуры в черных плащах и капюшонах. Их было немного, всего человек десять, но из-за неясного нервного пламени свечей, бросающего на дощатые стены лодочного сарая зловещие отсветы, казалось, что в комнату набилась огромная толпа. Алиса пригляделась: под капюшонами не было лиц. Она догадалась, что они затянуты черной сеткой.
Через мгновение мизансцена поменялась. Фигуры расступились, образовав круг, в центре которого обнаружились предположительно те самые матрасы, на которых они очнулись утром, только сейчас они были плотно сдвинуты и образовывали большое ложе, застеленное черной тканью.
- Братья и сестры, - вдруг сказал замогильный голос рядом с камерой. Микрофон и натянутая на лицо сетка исказили его, но Павел узнал свою жену и шлепнул себя по лбу.
В ответ на призыв Марины, фигуры перестали вертеться и шелестеть мантиями, взялись за руки, замерли и в следующее мгновение заговорили слаженным хором.
- Не болтай! – произнес хор голосов.
- Клянемся хранить в тайне состав Совета Десяти и истинную суть обрядов объединения, - развила мысль Марина.
- Не лги! – произнес хор.
- Обман раскроется только лишь потому, что он существует, - закончила Марина.
- Не навреди! – сказал хор.
- Не делай ничего, что повлекло бы за собой нанесение урона чести, достоинству, или материальному благополучию объединения.
- Начинаем церемонию объединения, - объявила Марина властно, - введите добровольцев.
Это было явно не первое собрание, раз хор голосов был настолько строен, а заповеди знались на зубок всеми членами загадочного Совета Десяти. К тому же, едва заслышав приказ ввести добровольцев, двое в капюшонах, что стояли у дальней стены, метнулись в темный угол и вывели под руки до боли знакомую фигуру. Лаврович.
- А я-то надеялся, что мы под этими тряпками прячемся, - расстроился Пашка.
Взгляд Лавровича взгляд был мутен и расфокусирован, движения смазаны, но он хорошо держался на ногах, и даже умудрялся вертеть головой по сторонам. Он не был пьян. Он был одурманен. Вряд ли он понимал, где он и зачем он здесь.
- Ты знаешь, кто я? – спросила его Марина.
- Нет, - ответил Лаврович.
- Отдашь ли ты нам свою кровь добровольно?
Лаврович замялся.
- Да.
Из круга выступила фигура в капюшоне. Схватив Лавровича за руку, некто ловко уколол его палец и выдавил несколько капелек на предметное стекло.
- Это не секта, - догадался Павел, - предметные стекла – это, скорее, по-маньячьи, а не по-сектантски.
- Ты не знаешь, какое количество крови надо забрать, чтобы сделать тест на наркотики?- спросила Алиса, у которой появилась догадка.
- Думаешь, это шайка шантажистов? Накачивают наркотой, потом выкачивают кровь и ею потом шантажируют?
- Что? Слишком сложно?
Павел пожал плечами. На экране Лавровичу предложили испить из кубка и занять место в кругу Совета Десяти.
Следующей на экзекуцию втащили Нину. Ее голова упала на грудь, и длинные темные волосы занавесили лицо. Ни ноги, ни руки ее совершенно не слушались. Тип, что держал Нину слева, схватил ее за волосы на затылке, поднял голову и повертел ею то так, то эдак. Алиса, с ужасом наблюдавшая за происходящим, поняла, что они намеренно демонстрируют лица в камеру. Еще она мельком успела отметить, что у Смоленской довольно вменяемый взгляд. Она выглядела так, будто наркотик перерезал нервы, идущие от ее мозга к конечностям, и запер вполне трезвую и адекватную Нину у беспомощном теле.