Хьюстон, у нас проблема

Похвалить суп из каких-то сорняков, который стоит костью в горле, хотя никакими костями в нем, к сожалению, и не пахнет.

Или вот ехать немедленно к какой-нибудь бабе, которая кидается безнаказанно новенькими телевизорами.

Я вбиваю адрес в GPS и еду. День сегодня морозный, красивый. На улицах пусто, в такую субботу все по домам сидят. Или, по польскому обычаю, торчат в торговых центрах, к которым я чувствую глубокую неприязнь.

Звонит Алина, наверно, узнала от Бартека, что я вчера все-таки принимал гостей.

– Что слышно?

– Подожди минутку.

Я съезжаю на обочину и останавливаюсь. Я законопослушный гражданин – вчерашняя наука не прошла для меня даром.

* * *

На свете столько вопросов – несчетное число вопросов, например: кто выиграл во втором туре, сколько человек в волейбольной команде, какие новые цифровые тюнеры марки «Фергюсон» выпустила фирма «Телстар» и какая колонка, левая или правая, лучше звучит, а еще – что лучше: AF-6080US или AF-7018UCI. И какая команда выйдет в финал Лиги чемпионов, если «Барселона» выиграла последний матч.

Но нет.

Никогда речь не заходит о вопросах принципиальных, важных – всегда задают самые глупые вопросы на свете. А наиглупейший вопрос, который только можно задать, – это: «Что слышно?»

Я даже не знаю, как на него отвечать.

Ничего. Ничего не слышно.

Вот трамвай простучал. Вот самолет пролетел. «Скорая помощь» проехала. По радио, которое я слушал минуту назад, начался рекламный ролик о неограниченной цветовой гамме лаков для ногтей и студии маникюра на улице Беднаркевича, 118, все время прерываемый номером телефона, который все равно никто не запомнит.

Вот что слышно.

* * *

Но ничего этого я Алине не скажу. Она мой друг. У нее мозги устроены как у мужчины – хотя, конечно, не тогда, когда она спрашивает, что слышно. Я ведь должен был вчера ее пригласить. Я мужская шовинистическая свинья.

Я решил быть откровенным.

– Знаешь, старушка, ничего не слышно. Если хочешь поболтать – так скажи нормально, а не выпытывай, потому что человек может случайно что-нибудь сболтнуть, а потом спохватиться, что наговорил лишнего.

– Я и не выпытываю ничего. Ты мне оставил сообщение на автоответчике – вот я и перезваниваю.

Я? Я оставил сообщение?!!

– Я? – удивился я.

– Черт возьми, ты мне ночью заявил, что должен сказать мне что-то важное. Такой у тебя странный голос был.

Я звонил ночью Алине?!! Но с какой стати?

– Ну да, милый, ты звонил, ты. Ты, наверно, был слегка выпимши, потому что говорил очень уж вольно и выразительно.

– А, это мы с Толстым напились.

– А что случилось?

Неужели обязательно должно что-то случиться, чтобы человек выпил?

Женщины все-таки очень странные существа.

Я заливал горе с прекрасным именем Марта.

– Я не помню… – признался я, подумав.

– Ну ничего. Не стесняйся, можешь звонить всегда, когда захочешь. Целую.

Марта не выносила, когда я напивался, хотя это случалось не так часто.

* * *

Не успеваю я отключиться, как около меня нарисовывается постовой и показывает мне на небо.

Небо хмурое. И я не имею ни малейшего понятия, чего этот постовой вообще хочет, зачем ему, чтобы я посмотрел на небо, но я послушно задираю голову. Хорошо еще, что я не разговаривал во время движения по телефону, а то меня точно за задницу бы взяли. А тут небо как небо. Я улыбаюсь не слишком широко, слегка неуверенно, не очень-то понимая, что происходит, я просто симпатичный парень, который ни у кого не вызывает никаких подозрений. Но этот постовой упрямый – он снова тычет в небо. Я высовываюсь вперед так, что руль упирается мне в желудок, и тогда вижу.

Знак, запрещающий остановку.

Черт, теперь я получу штраф не за разговоры по телефону, а за остановку в неположенном месте, и все потому, что какая-то идиотка на Праге кидается телевизорами!

Однако постовой просто показывает мне, чтобы я уезжал, потому что нарушаю.

Я приезжаю к клиентке совершенно замученный, телевизор упал, но довольно удачно для бабки – на собачий коврик, ослабли шурупы на держателях, я позволяю себя упросить повесить его на место, но мне приходится ехать в магазин и покупать подходящие шурупы, потом я вешаю телик как положено, бабка на седьмом небе, а я зарабатываю сотню.

На обратном пути заезжаю в клуб – мне не хочется оставаться одному, но в клубе толпа, понятное дело – суббота, все пьют, а я нет, я хожу туда-сюда, болтаю с одним-другим-третьим, девушки у барной стойки строят мне глазки, но как-то меня не цепляет все это. Перед клубом – место для курения, и там я вижу Ксавьера, продюсера, с которым когда-то работал на какой-то рекламе, он улыбается при виде меня, хватает меня за куртку.

На нем висят две девицы, с каждой стороны – по девице, как будто приклеенные клеем «Момент».

– Старик! Сколько лет, сколько зим! Уже уходишь?

– Да я на минутку заглянул.

– У тебя работа есть? Иола, знакомься, это мой лучший оператор, Иеремия, а это Иола.

Иола протягивает руку и чуток отклеивается от Ксавьера.

– А это… как там тебя зовут?

– Михалина, – говорит вторая и кивает головой.

Ее так просто не отклеишь.