Хьюстон, у нас проблема

Если я соглашусь – получится, что я соврал, сказав, что ей в этом платье хорошо. А если не соглашусь – то совру сейчас, потому что, несмотря на то что она в этом платье выглядит сногсшибательно, платье действительно очень короткое. Хотя может быть, именно поэтому она так сногсшибательно и выглядит. Я выбираю третий вариант – годы с Мартой не прошли для меня даром:

– А что ты еще купила?

Она сияет как начищенный пятак. Исчезает и появляется снова с сумкой. Стягивает платье через голову и остается в одних стрингах, фиолетовых, и фиолетовом лифчике. Матерь божья! Да она издевается!

Я отворачиваюсь, это стоит мне серьезного усилия воли.

– А это?

Короткая блузочка до пупка. И снизу фиолетовый треугольничек – трусики. Чудо!

– Блузка – о’кей.

– Подожди, там еще другая есть, я могу поменять. Я просто не знала, какой цвет лучше.

Бери обе и убирайся немедленно! – кричит мой разум.

Не бери ни одной и только не уходи! – кричит мое сердце.

Она снимает с себя одну блузку, надевает другую – я все это вижу краем глаза, хотя честное слово, вот ей-богу, не хочу на это смотреть! Что за грудь! Какая линия бедер! Ей обязательно надо иметь детей – когда-нибудь, в будущем.

– Возьми обе, – говорю я и прикрываю глаза, стараясь не видеть аппетитных ягодиц, когда она поворачивается и, обрадованная, выскальзывает из ванной.

А через минуту снова входит и подает мне телефон.

Мамуля.

Она действует на меня как лучший контрацептив.

И на этот раз я этим фактом очень доволен.

– Милый, это ты?

– Да, мама, это я.

Твой сын. Не далай-лама, не Геракл, не президент дружественной страны, а просто я.

– А что у тебя так вода шумит?

Я быстро закручиваю кран.

– Я… стирал, – вру я прямо в глаза своему мобильнику.

– Милый, так ты бы принес мне – и никаких проблем бы не было. Тебе ведь и так тяжело.

Я молчу.

– Ты приедешь в пятницу? Ох, не знаю прямо, как ты там со всем сам справляешься… Потому что в четверг у меня обследование, но я быстро вернусь…

– Может быть, в воскресенье приеду, ладно? Только ничего не готовь, я приеду к тебе и пойдем куда-нибудь в город пообедаем.

– Нет, зачем зря деньги тратить, я приготовлю что-нибудь вкусненькое и…

– Тогда я не приеду, – решаю я внезапно, не успев подумать.

А почему, собственно, всегда все должно быть так, как она хочет?

– Ты же знаешь, я никогда… – начинает матушка, а я вдруг четко осознаю, что всегда ей уступаю. Всегда. Во всем. Неизменно.

– Мама, если ты захочешь принять приглашение сына на обед – то все хорошо. А если нет – то тоже все в порядке. Но мне бы хотелось провести в воскресенье время за обедом, – я сам себя не узнаю.

Так что вопрос моей матушки, я ли это, был вполне себе к месту.

– Ой-ой, но нужно будет взять с собой Геракла, он так боится оставаться дома один… – выдвигает еще один аргумент матушка.

– Ничего. Если он будет сидеть в сумке – никто не станет возражать. Я приду к вам в три. И все, некогда болтать, мне тут надо закончить со стиркой, – вру я.

– Так это что значит – что ты теперь сам будешь себе стирать?!! Ведь она же даже стиральную машину забрала…

– Стиральная машина была ее, мама, – напоминаю я. – И я сам сказал ей ее забрать.

– Но, милый…

– Ну так договорились, – и я отключаюсь.

Вот я неудачник – пригласил собственную мать на обед!

День тянется дальше.

Я выпроваживаю Ингу, то есть говорю ей, что обо всем обязательно подумаю, и провожаю ее до дверей.

Она забирает свои славные блузочки, а я возвращаюсь в ванную.

Только сейчас до меня доходит, что я знаю самый лучший ответ на вопрос женщины, идет ли ей какая-нибудь вещь.

Женщина ведь не ждет от тебя ответа на этот вопрос. Она не ждет, что ты скажешь, что классно. Или прекрасно. Или исключительно. Она и сама это знает – или знает, что что-то не так, они это каким-то седьмым чувством чувствуют. И любой твой ответ кажется им отмазкой. Любой – кроме одного. Есть один ответ, который удовлетворит любую женщину. И всегда на вопрос «как я выгляжу?» надо отвечать только одно: «худой».

И вообще не вступать с ними в спор.

* * *

Дискуссии для мужчины обычно заканчиваются фатально. Женщины не могут понять, что если ты говоришь «черное» – то ты имеешь в виду именно черный цвет. Нет. Они тут же произведут в голове шестьдесят пять мыслительных операций и обсудят твой ответ про цвет с шестьюдесятью пятью подружками, с которыми тут же разругаются, ну а потом – держись, мужик, и радуйся!

– Ты что, действительно имеешь в виду черный?

– А тебе никогда не казалось, что это скорее темно-серый?

– А может быть, ты думаешь, что я спрашивала о книге?

– Или речь идет о тоске, которая черная?

– А может быть, это белый, но только, знаешь, такой – темно-белый, а тебе поэтому кажется, что черный?

– Эва говорит, что все видят цвета по-своему, а у мужчин вообще другое цветовосприятие!

– Максимилиана утверждает, что мужчины вообще не различают цветов.