Хижина дяди Тома

Был тихий лунный вечер. Том сидел на веранде, смотрел на взлетающие ввысь струи фонтана и, прислушиваясь к их плеску, думал о семье, о своем скором возвращении домой. Он получит свободу, будет много работать и выкупит жену и детей. Он потрогал свои мускулистые руки и радостно улыбнулся. Только бы стать хозяином самому себе, а тогда не пожалеешь сил, чтобы вызволить семью из рабства!

Думая свои думы, Том задремал, уже видел сны и вдруг очнулся от звука голосов на улице и громкого стука в ворота. Он открыл их, быстро сбежав с веранды. Во двор осторожно внесли носилки. На них лежал человек, прикрытый плащом. И когда свет фонаря упал на его лицо, Том в ужасе вскрикнул и бросился вслед за носильщиками, двигавшимися к дверям гостиной, где с вязаньем в руках все еще сидела мисс Офелия.

Что же произошло? Сен-Клер зашел в кафе посмотреть вечернюю газету, и пока он сидел там, двое подвыпивших джентльменов затеяли драку. Посетители кинулись разнимать дерущихся, и Сен-Клер, пытаясь отнять у одного из них нож, был смертельно ранен в бок.

Трудно себе представить, что поднялось в доме. Слуги с плачем метались по веранде, рвали на себе волосы, катались по полу Мари билась в истерике. Только мисс Офелия и Том сохраняли присутствие духа среди всеобщею смятения. Мисс Офелия распорядилась, чтобы Сен-Клера положили в гостиной, и ему наскоро приготовили там постель. Он лишился чувств от боли и сильной потери крови.

Приехал доктор, осмотрел раненого, и все поняли по выражению его лица, что надежды нет. Но он спокойно перевязал рану с помощью мисс Офелии и Тома, словно не слыша стонов и причитаний негров, толпившихся у дверей и окон гостиной, а когда перевязка была закончена, сказал:

– Уведите их отсюда. Ему нужен покой, иначе я ни за что не ручаюсь.

Сен-Клер открыл глаза и пристально посмотрел на своих плачущих слуг, которых мисс Офелия и доктор старались выпроводить с веранды.

– Несчастные! – сказал он голосом, полным горького раскаяния.

Слуги наконец-то вняли увещаниям мисс Офелии, повторявшей, что их стоны и плач могут стоить жизни хозяину, и удалились.

Сен-Клер лежал молча, с закрытыми глазами. Так прошло некоторое время. Вдруг он коснулся руки Тома, стоявшего на коленях возле дивана, и сказал:

– Бедный мой друг!

– Что вы, хозяин?

– Я умираю… – тихо проговорил Сен-Клер, сжимая руку Тома.

И силы изменили ему. Мертвенная бледность разлилась по его лицу, и оно стало спокойным, как у засыпающего ребенка. Через мгновение он открыл глаза, вдруг озарившиеся внутренним светом, прошептал: «Мама!» – и умер.

ГЛАВА XXIX Беззащитные

Ужас и смятение царили в осиротевшем доме. Смерть настигла молодого хозяина внезапно, в полном расцвете сил, и слуги не переставали оплакивать свою потерю.

Когда муж умирал, Мари, не отличавшаяся стойкостью духа, лежала в обмороке, и тот, с кем она была связана узами брака, ушел от нее навсегда, не успев даже сказать ей последнее «прости».

Но мисс Офелии мужество не изменило, и она до последней минуты оставалась у постели умирающего, стараясь как только можно облегчить его страдания.

Том сначала не подумал, что этот неожиданный удар обрекает его на беспросветное рабство. Но вот отошли пышные похороны, на которых не было недостатка ни в траурном крене, ни в молитвах, ни в торжественно-печальных лицах. Холодные, мутные волны повседневности снова сомкнулись над опустевшим домом, и перед всеми его обитателями встал неизбежный суровый вопрос: что же теперь делать?

В один прекрасный день вопрос этот встал перед Мари, которая, сидя в кресле и окруженная толпой слуг, отбирала образцы крепа и черных тканей, присланные из магазина. Встал он и перед мисс Офелией, уже начинавшей подумывать о возвращении домой, на Север. Задавались им и слуги, хорошо знавшие жестокий, деспотический нрав своей хозяйки, во власти которой они остались. Все они прекрасно понимали, что прежние милости исходили не от нее, а от хозяина и что теперь никакая сила не защитит их от произвола женщины, которую еще больше ожесточило перенесенное горе.

После похорон прошло около двух недель. Как-то днем мисс Офелия услышала осторожный стук в дверь. Она открыла ее и увидела молоденькую горничную-квартеронку Розу, которая стояла на пороге растрепанная, с опухшими от слез глазами.

– Мисс Фели, – вскричала девушка, падая перед мисс Офелией на колени и цепляясь за подол ее платья, – пойдите к мисс Мари, умоляю вас! Будьте моей заступницей! Мисс Мари посылает меня на порку. Вот, смотрите! – И она протянула мисс Офелии сложенную вдвое бумажку.

Это была записка, написанная изящным почерком Мари и адресованная специальному заведению для порки рабов, с просьбой дать подательнице сего пятнадцать ударов плетью.

– В чем же ты провинилась? – спросила мисс Офелия.