– Брось капризничать! Изволь улыбаться, когда хозяин с тобой разговаривает! Слышишь? А ты что постную рожу скорчила, старая крыса! – И он толкнул мулатку. – Чтоб я больше этого не видел!.. Эй, вы! – Легри отступил назад. – Смотрите на меня… в глаза, в глаза мне смотрите! – говорил он, топая ногой.
И все невольники, словно завороженные, уставились в яростно сверкающие глаза Саймона.
– Вот это видали? – Он потряс своим огромным, как кузнечный молот, кулаком. – Тяжелый? – Кулак опустился на плечо Тома. – А мослы какие, видите? Железные! А почему у меня такой кулак? Потому что я бью им негров. С одного удара замертво валятся все как один. – И Легри так близко поднес кулак к лицу Тома, что тот зажмурился и отпрянул назад. – Управляющих я не держу. Мне этого добра не надо – один справлюсь. И зарубите себе на носу: слушаться меня с первого слова. Со мной только так и можно ладить. Миндальничать с вами я не собираюсь. Запомните это раз и навсегда.
Женщины не удержались и охнули, и все невольники, все восемь человек уныло опустили головы. А Саймон повернулся на каблуках и направился в буфет выпить стаканчик виски.
– Вот так я начинаю обучение своих рабов, – сообщил он солидному джентльмену, который слышал его речь, обращенную к неграм. – Их надо сразу же припугнуть, пусть знают, что церемониться с ними никто не станет.
– В самом деле? – сказал джентльмен, разглядывая его с таким интересом, словно это был зверь какой-то невиданной доселе породы.
– Да, да! Я не таковский, как ваши плантаторы-белоручки, которые нянчатся с неграми и позволяют негодяям управляющим обжуливать себя на каждом шагу. Полюбуйтесь на мои кулаки – каменные, это я на неграх тренировался. Да вы не стесняйтесь, пощупайте!
Его собеседник дотронулся пальцем до этого приспособления для расправы с неграми и сказал:
– Да, действительно! И сердце у вас тоже такое… закаленное?
– Смею думать, что закаленное! – И Саймон расхохотался. – Разжалобить его трудно. Меня ничем не проймешь – ни слезами, ни лестью.
– А невольники у вас все как на подбор.
– Да, жаловаться не на что. Взять хотя бы Тома – вон того, высокого. Мне говорили, что таких негров днем с огнем не сыщешь. Я за него малость переплатил, ну да ничего, он у меня будет кучером или надсмотрщиком. Только сначала ему надо мозги вправить, чтобы забыл начисто, как с ним нянчились прежние хозяева. А вон на той мулатке меня надули. Она, видно, хворая, но все-таки, думаю, себя окупит. Протянет годик-другой, и ладно. Стоит ли беречь этих негров? Одного использовал, покупай другого – и хлопот меньше и в конечном счете дешевле обходится. – Саймон отхлебнул виски из стакана.
– А на сколько их хватает в среднем? – спросил джентльмен.
– Да как вам сказать… все зависит от здоровья. Кто покрепче, и шесть и семь лет протянет, а хилым срок года три, не больше. Я сначала бог знает как с ними возился, все хотел, чтобы они подольше мне служили. Бывало заболеют, лечишь их, и одеваешь хорошо, и одеяла им даешь. Ни к чему все это! Сколько денег зря просадил, уж не говоря о хлопотах. А теперь у меня такой порядок: здоров ли, болен – все равно работай. Помрет, покупаю другого. Это и дешевле и проще.
Его собеседник отвернулся и подсел к молодому человеку, который с явным неудовольствием прислушивался к их разговору.
– Вот мерзавец! – сказал первый.
– Да, мерзавец! Однако ваши законы позволяют таким мерзавцам вершить судьбы человеческих существ, которые во всем зависят от их воли. А так называемые гуманные люди потакают им. Если б не их попустительство, эта бесчеловечная система не продержалась бы и часа.
– Я советую вам говорить потише, – сказал первый джентльмен, – здесь среди пассажиров есть такие, которым подобные разговоры могут не понравиться.
Молодой человек покраснел, улыбнулся и предложил своему собеседнику сыграть партию в шахматы.
Тем временем на нижней палубе происходил другой разговор. Беседовали скованные вместе Эммелина и пожилая мулатка. Как и следует ожидать, они рассказывали друг другу о себе.
– У кого ты жила? – спросила Эммелина.
– У мистера Эллиса, на Леви-стрит. Ты, может, знаешь этот дом?
– А как он с тобой обращался?
– Пока не заболел, хорошо. А как слег в постель на полгода, так замучились мы с ним. Покоя нам не давал ни днем, ни ночью. Ничем на него не угодишь. День ото дня все злее и злее становился. Я под конец с ног стала валиться, хожу, как сонная муха. Как-то ночью не выдержала и заснула. Что тут поднялось! Света божьего не взвидели! Кричать на меня стал. Я, говорит, тебя продам, такого хозяина тебе подыщу, что не обрадуешься! А ведь раньше обещал отпустить меня на волю после своей смерти.
– А близкие у тебя есть? – спросила Эммелина.
– Есть муж. Он кузнец. Хозяин всегда посылал его на заработки. Я с ним и повидаться не успела… И дети у меня есть – четверо. Ох, горе мое горькое! – И она закрыла лицо руками.