Хижина

— Это твоя отчаянная попытка управлять тем, над чем у тебя нет власти. Ты не имеешь власти над будущим, потому что оно нереально и никогда не станет реальным. Ты стараешься, разыгрываешь из себя Бога, воображая зло, которое, как ты опасаешься, станет реальностью, а затем строишь планы, как избежать этого зла.

— Да, это примерно то, о чем говорила Сарайю, — ответил Мак. — Так почему же у меня в жизни столько страхов?

— Потому что ты не веришь. Ты не знаешь, что мы тебя любим. Личность, которая живет своими страхами, не найдет свободы в моей любви. Я говорю не о рациональных страхах, касающихся реальных опасностей, но о воображаемых страхах, в особенности о спроецированных на будущее. Страх занимает в твоей жизни так много места, что ты никогда не поверишь, что я добро, и не поймешь, что я тебя люблю. Ты поешь об этом, ты говоришь об этом, но ты не знаешь этого.

Мак снова посмотрел на воду и вздохнул.

— Мне кажется, что она так далеко.

— Но мне, так всего лишь в футе, — засмеялся Иисус, опуская руку Маку на плечо.

Это было все, чего ему не хватало, и Мак сошел с причала. Чтобы убедить себя, будто вода твердая, и не отвлекаться на ее податливость, он смотрел на дальний берег, на всякий случай высоко подняв пакеты с едой.

«Приводнение» оказалось мягче, чем он предполагал. Ботинки сейчас же промокли, однако вода не поднималась выше лодыжек. Озеро по-прежнему двигалось вокруг него, и от этого движения он едва не лишился равновесия. Ощущение было странное. Глядя вниз, он видел, что его ноги покоятся на чем-то прочном, но невидимом. Он обернулся и обнаружил, что Иисус стоит рядом, держа в руке ботинки с носками, и улыбается.

— Мы всегда перед этим разуваемся, — засмеялся он.

Мак покачал головой, тоже смеясь, и присел на край причала.

— Судя по всему, придется. — Он снял ботинки, выжал носки, закатал штанины.

Они тронулись в путь, направляясь к противоположному берегу, находившемуся примерно в полумиле. Вода была холодной, по спине бежали мурашки. Хождение по воде казалось почти естественным способом передвижения, и Мак улыбался. Время от времени он посматривал под ноги в надежде увидеть форель.

— Знаешь, это совершенно невероятно, — воскликнул он.

— Конечно, — подтвердил Иисус.

Они быстро приближались к суше. Шум бегущей воды сделался громче, однако Мак не мог определить его источник. В двадцати ярдах от берега он остановился. Он увидел слева, за краем высокой скалы, прекрасный водопад, переваливавшийся через край утеса и падавший с высоты не менее ста футов в озеро на дне ущелья. Далее начинался широкий ручей, который, видимо, вытекал из озера, но отсюда Маку было не рассмотреть. Между ними и водопадом раскинулся горный луг, поросший дикими цветами, семена которых случайно занес сюда ветер. Зрелище было ошеломляющее, и Мак секунду стоял, впитывая его в себя. Образ Мисси всколыхнулся в мозгу, но не задержался.

Перед ними простирался каменистый пляж, а позади него, до самого подножия горы, увенчанной шапкой свежевыпавшего снега, тянулся густой лес. Чуть левее, на краю небольшой полянки, как раз на другом берегу ручья, начиналась тропинка, которая сейчас же исчезала в лесном сумраке. Мак вышел из воды на мелкую гальку, осторожно приблизился к упавшему дереву, уселся на него, еще раз выжал носки и положил их вместе с ботинками сохнуть на солнце.

Только тогда он поднял голову и взглянул на озеро. От красоты захватывало дух. Он видел отсюда хижину, над красной кирпичной трубой которой лениво курился дымок, видел зеленый массив сада и леса за ней. Но все это казалось лилипутским на фоне гор, которые нависали сзади и сверху, словно стоящие на посту часовые. Иисус сел рядом.

— Ты делаешь великое дело, — произнес Мак негромко.

— Спасибо, Мак, но ты же видел так мало. Большую часть того, что существует во вселенной, способен увидеть только я, и только я любуюсь этим, подобно тому как лишь сам художник способен любоваться самыми ценными холстами, припрятанными в углу студии… Да разве было бы такое возможно, если бы земля не воевала непрестанно, отдавая все силы только одному — выживанию? Наша земля как ребенок, выросший без родителей, которого никто не направляет и не дает совета. — Голос Иисуса зазвенел от сдерживаемого возмущения. — Некоторые пытаются ей помочь, но большинство просто использует. Люди, которым было дано задание править миром с любовью, расточают его понапрасну, не задумываясь ни о чем, кроме сиюминутной выгоды. Они совершенно не думают о своих детях, которым в наследство достанется отсутствие любви. Они бездумно выжимают из земли соки, оскорбляют ее пренебрежением; когда же она содрогается в корчах и исторгает огонь и дым, они оскорбляются и замахиваются кулаком на Бога.

— Ты эколог? — спросил Мак, едва ли не упрекая.

— Этот сине-зеленый шарик в черном пространстве, истерзанный, униженный и прекрасный…

— Мне знакома эта песня. Ты, надо думать, горячо заботишься о Творении, — улыбнулся Мак.

— Что ж, этот сине-зеленый шарик в черном пространстве принадлежит мне, — многозначительно проговорил Иисус.