Хладнокровное убийство

Но несколько слушателей отнеслись к речи Грина с меньшим восторгом; и после того как жюри удалилось для обсуждения приговора, один молодой репортер из Оклахомы и его коллега из «Канзас-Сити стар», Ричард Парр, обменялись довольно острыми репликами. По мнению оклахомца, обращение Грина было «разжигающим», зверским.

– Он просто сказал правду, – возразил Парр. – Правда может быть и зверской, если, конечно, так говорят.

– Но он не должен был бить так сильно. Это несправедливо.

– Что несправедливо?

– Да весь суд. Парням не дали никаких шансов.

– Хороший же шанс они дали Нэнси Клаттер.

– Перри Смит… Боже мой, у него такая искалеченная судьба…

Парр сказал:

– Многие люди могли бы померяться своими слезливыми историями с этим ублюдком. В том числе я сам. Может, я и много пью, но будь я проклят, если когда-нибудь хладнокровно убивал людей.

– Ага, а повесить ублюдка – это, по-вашему, как? По-моему, это тоже чертовски хладнокровное убийство.

Преподобный Пост, подслушав этот диалог, тоже решил высказаться.

– Поглядите, – сказал он, показав спорящим фотографию портрета Иисуса, написанного Перри Смитом, – человек, который сумел создать такую картину, не может быть абсолютно плох. И все же трудно решить, что с такими делать. Высшая мера – это не выход: она не дает грешнику времени подготовится к встрече с Богом. Иногда я прихожу в отчаяние. – Пост был веселый малый с золотыми зубами и седыми волосами, выступающими надо лбом треугольником. Он весело повторил: – Иногда я прихожу в отчаяние. Иногда мне кажется, что старый Док Сэвидж был прав. – (Док Сэвидж, о котором он говорил, был вымышленный герой, популярный среди юных читателей дешевых журнальчиков старшего поколения.) – Если помните, мальчики, Док Сэвидж был своего рода суперменом. Он добился профессионализма во всех областях – в медицине, науке, философии, искусстве. Не много было такого, чего бы старый Док не знал или не мог сделать. Один раз он решил избавить мир от преступников. Для начала он купил большой остров в океане. Потом он и его помощники – у него была целая армия обученных помощников – отловили всех преступников мира и привезли на остров. И Док Сэвидж прооперировал им мозги. Он удалил часть, в которой содержатся злые мысли. И когда они поправились, они все стали примерными гражданами. Они больше не могли совершать преступления, потому что у них не было этой части мозга. И теперь мне начинает казаться, что такое хирургическое вмешательство в натуру человека действительно, может быть, выход из положения…

Звонок, сигнал того, что присяжные возвращаются, прервал его рассуждения. Заседание присяжных продолжалось сорок минут. Многие зрители, полагая, что решение будет принято быстро, не покидали своих мест. Судью Тейта, однако, пришлось вызывать с его фермы, куда он пошел, чтобы покормить лошадей. Поспешно наброшенная черная мантия слегка топорщилась на нем, но он с внушительным спокойствием и достоинством спросил:

– Господа присяжные, вынесли ли вы приговор преступникам?

И председатель ответил:

– Да, ваша честь.

Бейлиф вынес запечатанные конверты.

Раздался гудок поезда, трубный глас приближающегося экспресса Санта-Фе. Бас Тейта, зачитывающего приговор, перекликался с фанфарами локомотива:

– Пункт первый. Мы, присяжные заседатели, считаем подсудимого, Ричарда Юджина Хикока, виновным в убийстве первой степени, и наказание – смерть. – Потом, словно интересуясь реакцией закованных в наручники заключенных, он посмотрел вниз, где они стояли вместе с конвоирами; они бесстрастно смотрели на него, и он продолжил читать семь дальнейших пунктов: еще три для Хикока и четыре для Смита.

«И наказание – смерть». Каждый раз, доходя до приговора, Тейт произносил его с мрачным завыванием, которое, казалось, вторило жалобному удаляющемуся зову поезда. Потом судья отпустил жюри («Вы мужественно выполнили свой долг»), и осужденных увели. В дверях Смит сказал Хикоку: «Да уж, трусливых присяжных тут не было!» – и оба громко расхохотались, а фотографы защелкали аппаратами. Снимок был опубликован в канзасской газете с подписью: «Последний смех?»

* * *

Неделю спустя миссис Майер сидела у себя в комнате и разговаривала с подругой.