Хлеб Гиганта

На следующее утро она проснулась в прекрасном настроении. Мама уже успокоилась и больше ничего не говорила Погруженная в свою тайну, Нелл провела весь день, привычно болтая с друзьями, гуляя в парке, обедая, ужиная, танцуя. И никто, никто — она была в этом уверена! — не заметил ничего особенного. А сама Нелл все время помнила о том главном, что было ведомо только ей и лежало на самом дне ее души. Иногда, разговаривая, она вдруг сбивалась и забывала, о чем говорила, потому что вдруг ясно слышала: «Я люблю тебя, Нелл... Как же я люблю тебя!..» И видела лунный свет на темной воде, и чувствовала его ладонь в своей... Потом слегка вздрагивала — и принималась вновь шутить и смеяться. Господи, какой же можно быть счастливой — как же она счастлива!

Потом ей пришло в голову, что, возможно, он ей напишет. Она стала следить, когда придет почтальон, и каждый раз, когда он стучал в дверь, ее сердце замирало. Письмо пришло через день. Она спрятала его под кипой других писем, не доставала, пока не легла в постель, и только там распечатала с сильно бьющимся сердцем.

«Нелл, любимая моя, дорогая моя Нелл!

Неужели все это было правдой? Я уже написал тебе три письма и все три порвал. Я так боюсь сказать что-нибудь, что могло бы рассердить тебя! Потому что вдруг я тебя неправильно понял? Но ведь я правильно понял, Нелл? Нелл, ты тате чудо, я так люблю тебя — люблю до умопомрачения! Я все время думаю о тебе, постоянно думаю. Я все время ошибаюсь на работе — а все потому, что постоянно думаю о тебе. Но, Нелл, я буду много-много работать. Я так страшно хочу тебя увидеть. Когда мне можно будет приехать в город? Мне надо увидеть тебя. Любимая моя, любимая моя, я столько должен тебе сказать, а в письме всего не скажешь, но, в любом случае, я боюсь, что только надоедаю тебе. Напиши мне, скажи мне, когда мы увидимся. Скорее, я очень тебя прошу. Я с ума сойду, если не увижу тебя в ближайшее время.

Навеки твой, Вернон».

Она перечитала письмо еще раз, и еще; положила под подушку — и снова перечитала утром. Она была так счастлива, так умопомрачительно счастлива! Она даже не смогла подождать еще день и принялась писать ответ. Но когда перо оказалось в ее руке, она вдруг почувствовала себя скованно и неловко. Она не знала, что писать.

«Дорогой Вернон...»

Разве не глупо? Может, лучше сказать: «Мой дорогой Вернон»? Нет, она не может, просто не может.

«Дорогой Вернон,
спасибо тебе за письмо».

Нелл надолго задумалась. Покусывая кончик пера, она невидящим взглядом смотрела в стену напротив.

«В пятницу мы с друзьями собираемся на танцы к Говардам. Приезжай к нам обедать, а потом отправимся туда вместе. В восемь часов тебе будет удобно?»

Она опять задумалась. Надо бы еще что-то сказать, она очень хотела что-нибудь добавить. Она склонилась над письмом и поспешно приписала:

«Я тоже хочу увидеться с тобой — очень хочу.

Твоя Нелл».

Он ответил:

«Дорогая Нелл,

я с удовольствием приеду в пятницу. Огромное спасибо тебе за все.

Твой Вернон».

Когда Нелл прочла это письмо, ее охватила паника. Может, она что-то сделала не так? Может, она чем-то обидела его? Может, он ждал чего-то большего от ее ответа? Счастья как не бывало. Она не спала, мучаясь сомнениями, не совершила ли ошибку.

Наконец наступил вечер пятницы. Как только она увидела Вернона, она поняла, что все в порядке. Стоя в противоположных концах комнаты, они посмотрели друг на друга, и мир снова переполнился необузданным блаженством.

Во время обеда они сидели далеко. Только во время третьего танца у Говардов у них наконец появилась возможность поговорить. Они двигались по кругу в огромном наполненном зале, вальсируя под сентиментальную музыку. Вернон прошептал:

— Я ведь не слишком много танцев занял у тебя?

— Нет.