Хлеб и снег

И Жучка думала то же. Дом — она это знала — был в другой стороне!.. Она плелась немного сзади и смотрела на ноги своей хозяйки: левая отстала — правая впереди, правая отстала — левая впереди. Больная Жучкина лапа занемела и, как бы сама собою, приподнялась. Жучка на неё не наступала. Идти так было непривычно и плохо. Скоро она совсем выбилась из сил. И ещё она была голодна и не понимала, почему ей не дают поесть, почему в этот тёмный час она не у себя под кроватью, где так уютно, тихо, тепло и где пружины кричат важными голосами деревенских гусаков.

Если б Жучка была одна, её не смогли бы удивить никакие горести и беды. Но ведь она была с хозяйкой, которая сумела защитить её от самого могущественного человека на свете — от Рыбака! Почему же хозяйка не позаботится о ней сейчас? В голову Жучке стали закрадываться всякие чёрные мысли. Она опять начала смутно припоминать, что Саша не хозяйка, а просто девочка. Девочка, появившаяся неизвестно откуда вместе с Рыбаком. Правда, Жучка помнила один случай, когда она так же блуждала ночью по лесу со своим прежним хозяином. Но Рыбак был весел, шагал легко, за спиною у него были мешок с едой и ружьё. И у Жучки в брюхе было тогда сытое веселье — она потому, наверно, и запомнила тот случай… А Саша? От неё на Жучку — как холодом из погреба — дул ветер неуверенности и печали. И Жучка всё отставала, отставала…

— Хвостик! — Саша обернулась к ней. — Ну ты что же, собака? Совсем у меня охромела?

Жучка подошла. Саша погладила её неуверенной, слабой рукой. Жучке стало совсем тоскливо. «Не могли же мы далеко уйти! — думала Саша. — Не могли же ведь! И бабушка далеко не велела: ты, говорит, по краешку ходи, тебе и грибов и всего хватит».

Тут Саша заметила, что всё ещё держит в руках бечёвку, на которой висит стеклянная банка с ягодами. Банка уже не была такой полной, как раньше. Наверное, ягоды просыпались, когда Саша и Хвостик убегали от лося… Ягоды! Саша изо всей силы почувствовала, как ей хочется есть. Она зачерпнула горсть ягод и начала быстро жевать. Съела одну пригоршню, вторую, третью, четвёртую… Вдруг подумала: «А Хвостик?» Сыпанула на ладонь горку ягод:

— Хвостик, на-на!

Жучка понюхала ягоды, посмотрела на Сашу и отвернулась. «Не ест, догадалась Саша, — не любит. Есть хочет, а не ест. Ей мяса нужно или хлебушка…» Саша стала думать о хорошем куске хлеба с маслом, со сладким чаем… И как будто от этого идти стало легче…

От этого? Нет! Просто Саша не заметила, что уже некоторое время идёт по какой-то тропинке.

Зато Жучка заметила! Земля под её лапами стала чуть твёрже, и нет-нет да и попадались пятна хоть и старых, но хорошо знакомых ей нелесных запахов. Каждый такой запах она вынюхивала с радостью, с наслаждением. Даже обычно ненавистный ей папиросный окурок она обнюхала прилежно и ласково, как родного.

И снова Саша стала прекрасной хозяйкой, а Жучка — простой собакой, её младшей подружкой. Жучка теперь скакала прямо по пятам за Сашей. Она сейчас испытывала такое чувство, которое — если перевести его на язык человеческой души — можно назвать стыдом. И ещё через этот стыд, как вода через слабую плотину, хлестала огромная радость.

Не только оттого, что они наконец-то на твёрдой человеческой дороге, но, главное, и оттого ещё, что Саша в самом деле оказалась не простой девочкой, а настоящей прекрасной хозяйкой. Ведь для собак нет ничего горше на свете, чем разлюбить своего хозяина…

Вы спросите: «А как же Рыбак?..»

Но ведь Рыбака Жучка по-настоящему и не любила!..

* * *

Тропинка между тем становилась всё уверенней и твёрже. Она решительно раздвинула кусты, растолкала деревья и превратилась в старую лесную дорогу. Теперь и Саша это заметила. Она крикнула Жучке:

— Аида, Хвостик! Аида веселей! Скоро дома будем!

Дорога обогнула заросли каких-то колючих кустов — что это за кусты, в темноте было не разобрать — и вывела их на небольшую поляну, к лесному ручью. На том берегу вплотную к лесу стояла изба… Не изба, вернее, а так, избушка. И видно было: давно уже стояла она здесь. Деревья обступали её как свою, трогали длинными ветками.

Ручеёк был в ширину шага три-четыре, не больше. Да уж мост через него больно опасен — старый берёзовый ствол… Но делать-то нечего! Вытянув в стороны руки, как это делают канатоходцы, Саша осторожно перешла на другой берег. Оглянулась. Жучка неловко суетилась на той стороне и тихо скулила: идти по бревну на трёх лапах ей было боязно. Саша вернулась обратно, взяла Жучку на руки…

«Тяжело, — подумала она. — Обе и свалимся…»

Плавать она вообще-то умела, но только когда мама была поблизости. И всё же она ступила на бревно. Сделала шаг, ещё один. Вдруг покачнулась… нет, не упала. Только Жучка вздрогнула, ещё плотнее уткнула ей нос под мышку. Остался последний шаг, Саша прыгнула на берег, тут же посадила Жучку на землю и с наслаждением хлопнула себя по щеке — комарище впился!..