Хлеб и воля

Вообще «вывоз» обыкновенно представляет из себя вовсе не «излишек» — даже если в начале вывозная торговля и имела действительно это происхождение. Басня о босом сапожнике и оборванном портном также справедлива по отношению к народам, как была когда-то справедлива по отношению к ремесленнику. Вывозят вообще необходимое, нужное самой стране, и происходит это от того, что рабочие не могут купить на свою заработную плату того, что они произвели, раз им приходится, покупая товар, платить и ренту, и прибыль, и проценты капиталисту и банкиру[18].

Неудовлетворённой остаётся не только всё растущая потребность благосостояния, но очень часто и потребность в самом необходимом. А поэтому и перепроизводства (по крайней мере в этом смысле) не существует: оно есть не что иное, как изобретение теоретиков политической экономии.

Экономисты единогласно уверяют нас, что из всех экономических «законов» наиболее твёрдо установленный, это — тот, что «человек производит больше, чем потребляет!,», т.-е., что после того, когда он потратит на свою жизнь продукты своего труда, у него остаётся ещё некоторый излишек. Одна семья землевладельцев, например, производит достаточно, чтобы прокормить несколько семей.

Эта часто повторяемая фраза кажется нам тоже лишённой всякого смысла. Если бы она означала, что каждое поколение оставляет что-нибудь последующим поколениям, то она была бы справедлива. В самом деле, крестьянин сажает дерево, которое проживает тридцать, сорок или сто лет и с которого его внуки всё ещё будут рвать плоды. Если он расчистил клочок нови, он увеличил этим наследство грядущих поколений. Дорога, мост, канал, дом и находящаяся в нём мебель, всё это — богатства, завещанные следующим поколениям.

Но речь идёт не об этом. Нам говорят, что так как государство всегда брало с него значительную долю его жатвы в виде налогов, духовенство — в виде десятины, а барин в виде оброка, или арендной платы, то создался целый класс людей, которые в былые времена потребляли то, что производили (за исключением того, что оставлялось ими в запас, или того, что они делали впрок, для своих же детей и внуков), но которые теперь принуждены кормиться с грехом пополам и недоедать, потому что львиную долю того, что они выращивали, берут у них государство, землевладелец, священник и ростовщик.

Мы предпочитаем поэтому сказать, что крестьянин потребляет меньше, чем производит, потому что его заставляют продавать всё, что у него есть лучшего, а себе оставлять ровно столько, сколько крайне необходимо на скудное пропитание. И всякий поймёт, что так сказать несравненно вернее, а вместе с тем и полезнее, потому что заставляет задуматься над причиною крестьянской нищеты.

Заметим также, что если принять за исходную точку потребности людей, то неизбежно должны прийти к коммунизму, т.-е. к тому общественному устройству, которое наиболее полным и наиболее экономным образом обеспечивает удовлетворение этих потребностей. Напротив того, если исходить из современного производства, иметь в виду только прибыль и прибавочную стоимость, оставляя в стороне вопрос о том, насколько производство даёт удовлетворение потребностям, экономист неизбежно приходит к капитализму, или, самое большее к коллективизму, — во всяком случае, к той или другой форме наёмного труда.

В самом деле, если мы обратим внимание на потребности личности и общества, и на те средства, которыми человек пользовался на различных ступенях своего развития для удовлетворения, то мы убедимся в необходимости согласовать единичные усилия людей и направлять их к общей цели — удовлетворению нужд всех членов общества,—а не представлять удовлетворение этих нужд всем случайностям разрозненного производства, как это происходит теперь. Мы поймём, что присвоение небольшим меньшинством всех богатств, которые остались непотребленными в одном поколении, и должны были бы перейти к следующему поколению, отнюдь не соответствует интересам общества. Потребности трёх четвертей общества остаются в таком случае неудовлетворёнными, а бесполезная трата человеческих сил становится ещё более бессмысленной и ещё более жестокой.

Мы поймём, наконец, что самое выгодное употребление продуктов, это удовлетворение, прежде всего, наиболее настоятельных потребностей, и что ценность предмета, по отношению к его полезности зависит не от простого каприза, как часто говорят экономисты, а от той степени, в которой он нужен для удовлетворения действительных и наиболее настоятельных нужд.

Коммунизм — т.-е. общественный взгляд на потребление, производство и обмен — и общественный строй, соответствующий этому взгляду — является, таким образом, прямым выводом из такого способа понимания вещей — единственного, по нашему мнению, действительно научного понимания жизни обществ.