Общество, которое удовлетворит потребности всех и сумеет устроить ради этого своё производство, должно будет, кроме того, покончить и с некоторыми предрассудками, установившимися относительно промышленности, и прежде всего — с прославленной экономистами
Разделение труда.
Политическая экономия всегда ограничивалась тем, что перечисляла факты, происходящие в обществе, а затем истолковывала их в интересах господствующих классов. Точно так же поступила она с разделением труда в промышленности: она нашла его выгодным для капиталистов и потому возвела его в принцип, в закон.
Посмотрите на этого деревенского кузнеца, говорил Адам Смит — основатель современной политической экономии. Если он не привык делать гвозди, то он с трудом сделает их двести или триста в день, и то они будут плохие. Но если же кузнец будет делать всю свою жизнь одни только гвозди, то он легко сможет произвести их до двух тысяч трёхсот в течение одного дня. И Смит спешил вывести из этого заключение, что надо разделять труд и всё специализировать. В конце концов у нас будут кузнецы, не умеющие делать ничего кроме шляпки или острия гвоздя, и мы таким образом произведём гораздо больше и обогатимся.
Что же касается того, — не потеряет ли кузнец, осуждённый на всю свою жизнь делать только шляпки гвоздей, всякий интерес к работе? Не окажется ли он, зная только одну эту частицу своего ремесла, целиком во власти хозяина? Не придётся ли ему сидеть без работы по четыре месяца в году? Не падёт ли его заработная плата, когда окажется, что его легко можно заменить мальчиком-учеником, — об этом Адам Смит не думал, когда восклицал: «Да здравствует разделение труда! Вот где золотая сыпь, обогащающая нацию!» И все стали восклицать вслед за ним то же самое.
Даже впоследствии, когда Сисмонди и Ж. Б. Сэй стали замечать, что вместо того, чтобы обогащать нацию, разделение труда обогащает только богатых, а рабочий, вынужденный всю свою жизнь выделывать какую-нибудь восемнадцатую долю булавки, тупеет и доходит до нищеты, даже тогда, предложили ли официальные политико-экономы какие-нибудь меры против этих последствий разделения труда? Никаких. Им не приходило в голову, что, занимаясь всю жизнь одною и тою же машинальною работою, рабочий потеряет ум и изобретательность, и что производительность нации падает вследствие этого, тогда как разнообразие занятий, наоборот, сильно увеличило бы производительность данного народа и развило бы изобретательность. И вот теперь, перед нами восстаёт именно этот вопрос.
Если бы, впрочем, разделение труда — постоянное разделение, на всю жизнь, а иногда и передающееся даже по наследству от отца к сыну — проповедовали одни только экономисты, то мы бы предоставили им говорить что хотят. Но дело в том, что идеи этих учёных мужей проникают в умы публики и извращают их. Слыша постоянно о разделении труда, о проценте, о ренте, о кредите и т. п., как о давно решённых вопросах, все — в том числе и сами рабочие — начинают рассуждать так же, как и экономисты, и преклоняться перед теми же идолами.
Мы видим, например, что многие социалисты, даже те, которые не побоялись напасть на заблуждения буржуазной науки, относятся с уважением к принципу разделения труда. Если вы заговорите с ними о том, как бы следовало обществу организоваться во время Революции, они скажут вам, что разделение труда нужно конечно сохранить: что если вы делали булавочные головки до Революции, то вы будете делать те же головки и после. Правда, вы будете заниматься этим всего пять часов в день, но всё-таки всю свою жизнь вы будете делать одни только булавочные головки; другие будут изобретать машины или проекты машин, которые дадут вам возможность удесятерить ваше производство булавочных головок; третьи, наконец, специализируются в высоких сферах литературного, научного и художественного труда. Вы же родились выделывателем булавочных головок, — всё равно как Пастер родился прививателем бешенства, и Революция оставит вас на ваших теперешних местах: его — в лаборатории, вас — за выделкой булавочных головок.
Вот этот-то именно ужасный принцип, бесконечно вредный для общества и притупляющий для личности, — этот источник целого ряда зол, мы и хотим разобрать теперь в некоторых его проявлениях.