Хлеб наемника

В первые две недели меня хватало только на то, чтобы добрести до казармы и плюхнуться на койку, забываясь тяжелым сном без сновидений. Но постепенно стал втягиваться. Перестали пугать ранние подъемы, обливание холодной водой и утренняя пробежка в две мили «для улучшения аппетита». Пятичасовые занятия до обеда, двухчасовой перерыв и новые занятия до самого вечера… Через месяц я не удивлялся «старичкам», которые после утомительных занятий не спешили уходить в душное помещение, а оставались поболтать и выпить легкого пива.

Кое-кто из ветеранов уже стал отвечать на мои приветствия, а некоторые не брезговали делиться «хитростями» нашего ремесла. Сержант, заметив, что я умею владеть мечом, похлопотал о нашивках капрала. Забавно, но капральством я гордился не меньше, чем степенью бакалавра философии, которая была мне присвоена по протекции родни. А глядя на двойные нашивки сержанта, понимал, что стать магистром теологии было бы проще, нежели достичь подобных высот…

Через два месяца перестали спешить в казарму и мои сопризывники. Я к тому времени уже стал помощником полкового мастера-мечника. Никто не спрашивал, почему я выигрываю две схватки из пяти у мастера, три из пяти — у сержанта и пять из пяти у любого из солдат-ветеранов. Сопризывники могли противостоять мне только вдвоем-втроем. Ну а — самое странное — никто этому не завидовал. Напротив, даже ветераны из первой роты, проиграв учебный бой, одобрительно похлопывали меня по плечу.

Несколько хуже выходило с рукопашным боем. Мне претило, что можно бить кулаком в кадык, сминая его, а двумя пальцами проникать в мозг прямо через глаз…

Брр… Но после пары сломанных ребер (моих!), разбитого носа предубеждения стали исчезать сами собой, а на площадке оставался уже не бывший бакалавр, а безжалостный наемник, способный драться и убивать всем, что подвернулось под руку.

Во время тренировок различий между ветеранами первой роты, что уже отслужили четыре года, и нами, молодыми щенками из пятой, не было. И их, и нас гоняли одинаково. Но кое-какие привилегии у ветеранов были. Например, они имели два свободных дня в неделю, а мы только один. Старослужащие могли ходить в город хоть каждую ночь (главное, чтобы по тревоге был в строю!), а мы — только раз в месяц.