Она покраснела, и я был рад, что наконец произнес эти слова и что мне удалось сказать их именно в такой форме. Но все же я обрадовался, что в комнату вошел мужчина и подал нам кофе. Он поставил кофейник на стол, убрал грязную посуду и спросил:
-- Не хотите ли сбитых сливок к пирогу?
-- Да, -- сказал я, -- дайте нам сливок.
Он ушел, и Хедвиг налила кофе; краска еще не сошла с ее лица, и, минуя ее взглядом, я смотрел на картину, висевшую на стене над ее головой, -- то был снимок мраморного памятника какой-то женщине; я часто проезжал мимо этого памятника, но никогда не знал, кого он изображает, и я обрадовался, прочитав под фотографией: "Памятник императрице Августе"; теперь я знал, кто была эта женщина.
Хозяин принес нам пирог. Я налил себе молока в кофе, размешал, взял ложечкой кусок пирога и обрадовался, что Хедвиг тоже начала есть. Теперь она уже не была красной; не поднимая глаз от тарелки, она произнесла:
-- Странный способ кормить: много цветов и одна булочка -- и та на ходу.
-- А потом, -- возразил я, -- пирог со сливками и кофе, а вечером то, что моя мать называла приличной едой.
-- Да, -- сказала она, -- и моя мать говорила, что хотя бы раз в день я должна прилично поесть.
-- Часов в семь, ладно? -- сказал я.
-- Сегодня? -- спросила она. - Да.
-- Нет, -- проговорила она, -- сегодня вечером я не могу. Я должна пойти в гости к одной родственнице отца, она живет на окраине и уже давно ждет, что я переселюсь в город.
-- Вам хочется идти к ней? -- спросил я.
-- Нет, -- ответила Хедвиг, -- она из тех женщин, которые с первого взгляда определяют, когда вы в последний раз стирали свои занавески, и самое скверное, что она всегда угадывает. Если бы она увидела нас с вами, то сказала бы: этот человек хочет тебя соблазнить.
-- И на этот раз она угадала бы, -- сказал я, -- я хочу вас соблазнить.
-- Знаю, -- ответила Хедвиг, -- нет, мне не хочется идти к ней.
-- Не ходите, -- попросил я, -- мне бы хотелось еще раз встретиться с вами сегодня вечером. И вообще лучше не ходить к людям, которые не нравятся.
-- Хорошо, -- согласилась она, -- я не пойду, но, если я не пойду, она явится ко мне и захватит меня с собой. У нее своя машина, и она поразительно деятельная женщина, или нет -- решительная, так про нее говорит отец.
-- Я ненавижу решительных людей, -- сказал я.
-- Я тоже, -- ответила Хедвиг. Она доела свой пирог и ложкой подобрала сливки, которые сползли на тарелку.
-- Я никак не решусь пойти туда, где мне надо быть в шесть часов, --сказал я. -- Я хотел встретиться с девушкой, на которой когда-то собирался жениться, и сказать ей, что не женюсь на ней.
Она взялась было за кофейник, чтобы налить еще кофе, но вдруг остановилась и сказала:
-- Это зависит от меня, скажете вы ей это сегодня или нет?
-- Нет, -- ответил я, -- только от меня одного. При всех обстоятельствах я должен ей это сказать.
-- Тогда пойдите и скажите. А кто она?
-- Это та девушка, -- начал я, -- у отца которой я воровал, и, наверное, она же рассказала обо мне человеку, говорившему с вашим братом.
-- О, значит, вам будет легче! -- воскликнула Хедвиг.
-- Даже слишком легко, -- сказал я, -- почти так же легко, как отказаться от подписки на газету, если тебе жаль не самой газеты, а только почтальоншу, которая из-за этого получит меньше чаевых.
-- Идите, -- проговорила она, -- а я не пойду к знакомой отца. Когда вам надо уходить?
-- Около шести, -- сказал я, -- но сейчас нет даже пяти.
-- Я посижу одна, -- предложила Хедвиг, -- а вы разыщите писчебумажный магазин и купите мне открытку: я обещала писать домой каждый день.
-- Хотите еще кофе? -- спросил я.
-- Нет, -- ответила она, -- лучше дайте мне сигарету. Я протянул ей пачку, и она взяла сигарету. Я дал ей прикурить и, расплачиваясь в другой комнате, видел, как она сидит и курит; я заметил, что она курит редко, заметил это по тому, как она держала сигарету и пускала дым, и когда я возвратился к ней, она подняла глаза и произнесла:
-- Идите же.
И я опять вышел; напоследок я увидел, как она открывала свою сумочку; подкладка в сумочке была такая же зеленая, как ее пальто.
Пройдя через всю Корбмахергассе, я свернул за угол на Нетцмахергассе; стало прохладно, и в некоторых витринах уже горел свет. Мне пришлось пройти всю Нетцмахергассе, пока я не нашел писчебумажный магазин.