Хлеб с порохом

Остаток дня и вечера я, Алексей Иванович и Игорь просидели за столом – мы прощались. Водку даже не трогали, полтора часа пили чай, а потом перешли в специально оборудованное нами место типа курилки, но там мы сидели только тогда, когда ели реквизированные фисташки. Из трех машин, которые мы вывезли, себе оставили половину машины, и теперь все, как только выпадала свободная минута, ели фисташки. Такая прилипчивая зараза, что остановиться было трудно: мы их назвали «чеченские семечки». Причем офицеры и прапорщики ели только в одном месте: мы проводили эксперимент – какой слой шелухи получится, когда мы съедим все фисташки. Вот тут мы и сидели, щелкая фисташки, разговаривали, старательно избегая темы завтрашнего отъезда.

Ночь прошла спокойно: Игорь и Алексей Иванович несли последнее дежурство со своими заменщиками, всю ночь вдалбливая им, как надо себя поставить в коллективе батареи. Утром, когда мы привели себя в порядок и со второго блокпоста приехали Коровин и Мишкин, я усадил всех за стол, и завтрак прошел, несмотря на предстоящую разлуку, весело и непринужденно. Я тоже смеялся, провозглашал тосты, желал им благополучного возвращения домой и маялся, не подавая виду. Смотрел на своих товарищей, смотрел на их заменщиков и понимал, что я не смогу сидеть вот так за столом с новыми моими подчиненными – они были для меня чужими. Ничто не связывало меня с ними – ни общая радость, ни общие беды и неудачи, через которые нам пришлось пройти в эти месяцы.

В штабе, куда мы приехали, все кипело. Сюда собрались все, кто мог покинуть позиции, и сейчас толпа офицеров и прапорщиков колыхалась на пятачке перед зданием. Строевая часть вынесла столы на улицу и заканчивала выдавать документы отъезжающим. Командир полка стоял у столов в окружении замов – старых и новых, отдавая последние распоряжения. Самое интересное, что вчера заменщики приехали в полк без нового командира полка. Полковник Матвеев по неизвестной причине остался в Моздоке, и Петров принял решение оставить полк на нового зама по боевой подготовке подполковника Есаулова, а самому со всеми ехать в Моздок, выловить там полковника Матвеева и подписать акт передачи полка. Когда я заходил через ворота, навстречу мне попался прапорщик Линник, который бежал к стоящему недалеко «КамАЗу».

– Сергей, ты куда? Я ведь попрощаться с тобой хочу.

Линник остановился и кивнул на штаб:

– Боря, проходи туда, а через сорок минут я вернусь. Только вот хлеб в третий батальон в последний раз отвезу. – Сергей махнул рукой и пошел к машине.

Замполит, техник, командиры взводов и старшина пошли к столам строевиков получать проездные документы, а я стал прощаться с уезжающими товарищами. Все были веселые, возбужденные, переступившие грань, за которой война для них закончилась, а мы оставались. Я прощался с ними и завидовал, мне тоже хотелось ехать с ними и через сутки оказаться дома, но я оставался, и самое хреновое, что даже и предположить не мог, когда уеду отсюда. В округе не могли найти мне заменщика – именно противотанкиста. Он мог прибыть и завтра, а мог и через месяц или через полгода. Я пробился к командиру и попрощался с ним.

– Копытов, держись тут. Как только я приеду в Екатеринбург, так сразу же начну теребить командование, чтобы тебя и остальных заменить. Так что не переживай, ты не один в таком положении. Кудрявцеву, Князеву тоже замена не пришла.

Я отошел от командира и стал ходить от одной группы отъезжающих к другой, прощаясь с товарищами. Попытался проститься с зампотехом первого батальона, но Владимир Иванович уже ни на что не реагировал, до того он был пьян. Я его окликнул, но майор лишь вскинул голову, пытаясь разглядеть, кто с ним разговаривает, и тут же бессильно уронил ее на грудь.

Прощание затягивалось, все уже давно позакидывали свои вещи в машины, но командир не давал команды на посадку, так как ждали прапорщика Линника. Водитель «КамАЗа», молодой солдат, не знал дороги в третий батальон, и Линника послали отвезти хлеб. Но вот за каменным забором послышался рев двигателя автомобиля, который быстро приближался к воротам. Это был «КамАЗ» с хлебом для третьего батальона. Лобовые стекла отсутствовали, а кабина со стороны старшего машины была расстреляна, самого прапорщика видно не было. Автомобиль остановился, и двигатель тут же заглох, а водитель, судорожно сжимая баранку руля, расширенными от пережитого ужаса глазами шарился по обращенным к нему лицам и молчал. Первым среагировал новый начальник медицинской службы полка майор Волощук: он подскочил к двери машины открыл ее и резко отодвинулся в сторону от хлынувшей из кабины крови, так ее много было.

Иван Волощук начал вытаскивать тело Линника, которое лежало на полу кабины, и одновременно нащупывать пульс:

– Живой, носилки давайте сюда.