Хлеб сатирика

Клубы густого тумана стелются над водой. По верхушкам молодых дубков угадывается пока скрытый от нас противоположный берег. Река неподвижна, как тихий сонный пруд. Мы тщетно прислушиваемся — ни одного всплеска.

У нашего берега стоят два челна. Один вместительный, на трех-четырех человек, другой совсем крохотный, настоящая «душегубка». Принимаем решение: один садится в «душегубку», остальные переправляются на большом челне. Но охотников сесть в утлую лодчонку что-то не находится. Тогда я забираю свои снасти, рюкзак и отчаливаю от берега.

Вблизи река сразу поражает совершенно неестественной прозрачностью своих вод. Даже на большой глубине свободно просматривается дно. Оно все поросло гигантскими лопухами. Ох, и тяжело же будет здесь работать нашим спиннингистам!

Течение почти незаметно, оно угадывается по тому, в каком направлении протянулись водоросли. Решаю ехать налево, вверх по реке, в надежде найти подходящий для моих донок омут. Он возникает за третьим поворотом. Судя по всему, глубина здесь достаточная, но приткнуться совершенно некуда — берега сплошь поросли ивняком. Наконец, нахожу крохотную глинистую площадку. С грехом пополам тут можно разместиться, места для четырех донок хватит.

Когда я забрасывал вторую донку, удилище первой резко согнулось. Последовала сильная подсечка, и вот я уже держу в руках трепещущего окуня. Значит, место выбрано удачно, лов будет!

Окунь берет жадно, я еле успеваю менять червей. Поднимается солнце, но туман еще не рассеялся. Где-то рядом я слышу тяжелые шаги и громкое чертыханье. Вскоре в кустах вырисовывается фигура человека в ватнике и широкополой шляпе. Это Иван Семенович Колтышев. В руках у него спиннинг с солидных размеров «бородой»: катушка перебежала, и теперь леса безнадежно запуталась. Еще раз чертыхнувшись, Иван Семенович присаживается около меня.

— Ну, как, клюет?

Вместо ответа я молча показываю садок с окунями.

— А я вот связался с этим проклятым спиннингом, — ворчит Иван Семенович. — Надо бы тоже удочки взять. Когда теперь я распутаю…

И Иван Семенович с ожесточением принимается теребить злополучную «бороду». Но чем больше он нервничает, тем все больше запутывает лесу.

— Вы бы поспокойнее, Иван Семенович, — советую я. — А то вам так до обеда хватит распутывать.

Иван Семенович ничего не отвечает. До меня доносится лишь его громкое сопенье.

Подул предутренний ветерок, и сразу река очистилась от тумана. Засверкали белые кувшинки у берегов, заблистали заводи. Расправили крылья и взлетели быстрые стрекозы. Там и сям послышались громкие всплески. Начался утренний, самый интенсивный бой хищника: щуки, головля, шереспера.

Солнце поднимается все выше, начинает припекать. Поклевки становятся редкими, окунь выходит на отмели охотиться за мальком. Пора сматывать донки, мы условились собраться на нашей базе к полудню.

Здесь уже горит костер, около которого хлопочет озабоченный Степан Тимофеевич. Каждому вновь прибывшему члену артели он сообщает печальную новость:

— Индюка нет.

Разбирая утром все наше хозяйство, Степан ни в одном ящике не обнаружил обещанного диетсестрой лакомого блюда: жареная индюшатина с яблоками. Сообщение Степана у некоторых членов артели вызывает тревожный вопрос:

— Как же будем с обедом?

Но по мере того как на берег высаживается весь персонал артели, тревога рассеивается: на траве у костра растет груда окуней, подлещиков, плотвы. Уха состоится.

Последним прибывает Димка. Он небрежно сбрасывает с плеча рюкзак и подходит к костру.

— Что поймал? — спрашиваем мы.

Димка не отвечает, и тогда Иван Семенович берет его рюкзак. На траву падают щуки и огромный шереспер, «белизна» — как его называют местные рыбаки. Сегодня Димка победитель, быть ему председателем артели. Прочтя в наших взглядах восхищение, Димка уже начальническим тоном приказывает:

— Ну, нечего стоять без толку. Давайте рыбу чистить.

Без слов мы вынимаем ножи и, захватив рыбу, спускаемся к реке. Даже в самодеятельной артели должна быть дисциплина.

Каждый, кто бывал на рыбалке, охотно согласится с тем, что приготовление ухи не менее увлекательное занятие, чем сам процесс ловли. И не случайно то один, то другой член артели пытается задержаться у костра. Но Димка беспощадно гонит всех от большой обливной кастрюли, в которой уже закипает вода. По праву председателя он варит уху сам, оставляя на нашу долю лишь черновую работу: принести воды, наколоть дров, почистить картошку, подать соль, перец, лавровый лист.

Под влиянием волшебного аромата ухи у всех не на шутку разыгрывается аппетит. Степан, составив два ящика, накрывает стол. В это время до нас доносится урчание автомобильного мотора, и на поляну выскакивает наш «газик». Хлопает дверца, и к нам подходит Толик. Широко раскрытыми глазами смотрит он на содержимое кастрюли, на плавающие по поверхности воды глазки жира и изумленно произносит:

— Эх, уха!

В первую минуту никто не осознал всей значительности невольно вырвавшегося у Толика восклицания. Его оценили лишь потом, когда единодушно было утверждено название нашей артели: «Эх, уха!». Но не будем забегать вперед.