Хлеб великанов

Он засмеялся, но от смеха ему стало больно, он перестал. Няня предложила ему

поспать, но он сказал, что спать не хочет.

— Тогда и мне придется не спать, — сказала няня Френсис. — Хотела бы я знать,

сумеешь ли ты сосчитать ирисы на стене? Ты начинай справа, а я слева. Ты ведь умеешь

считать?

Вернон с гордостью сказал, что умеет считать до ста.

— Это очень много, — сказала няня Френсис. — Тут нет ста ирисов. Я думаю, их

семьдесят пять. А как по-твоему?

Вернон предположил, что их пятьдесят. Он был уверен, что не больше. Он начал

считать, но как-то получилось, что веки его закрылись и он уснул...

2

Шум... шум и боль. Он резко проснулся. Было очень жарко, одна сторона тела

болела сверху донизу. Шум приближался. Такой шум всегда связан с появлением мамы...

Она вихрем ворвалась в комнату — часть ее одежды развевалась сзади. Она была

похожа на птицу, большую птицу, и как птица она спикировала на него.

— Вернон, дорогой, мамина крошка! Что с тобой сделали! Какой ужас! Кошмар!

Дитя мое!

Она плакала. Вернон тоже заплакал. Он испугался. Майра стонала и заливалась

слезами.

— Мое маленькое дитя! Все, что я имею в мире. Боже, не отнимай его у меня! Не

отнимай его у меня! Если он умрет, я тоже умру!

— Миссис Дейр...

— Вернон... Вернон... дитя мое...

— Миссис Дейр, пожалуйста.

В голосе няни Френсис было не обращение с просьбой, а приказ:

— Пожалуйста, не трогайте его. Вы делаете ему больно.

— Я делаю ему больно? Я? Мать?

— Кажется, вы не понимаете, что у него сломана нога, миссис Дейр. Я вынуждена

просить вас покинуть комнату.

— Вы что-то скрываете! Скажите мне, скажите — ему ампутируют ногу?

В голове у Вернона помутилось. Он не знал, что такое «ампутировать», но звучало

это ужасно — больно и страшно. Он завизжал.

— Он умирает! — воскликнула Майра. — Он умрет, а мне не хотят говорить. Но он

должен умереть у меня на руках.

— Миссис Дейр...

Няня Френсис как-то ухитрилась встать между ней и кроватью. Она держала мать

за плечо и говорила таким тоном, которым Няня разговаривает с Кэти, младшей

горничной.

— Миссис Дейр, послушайте меня. Вы должны взять себя в руки. Должны!

Няня подняла глаза. В дверях стоял отец Вернона.

— Мистер Дейр, пожалуйста, уведите свою жену. Я не могу позволить, чтобы

моего пациента возбуждали и расстраивали.

Отец понимающе кивнул. Он бросил взгляд на Вернона и сказал:

— Не повезло, старик. А я вот однажды руку сломал.

Неожиданно все стало не так страшно. Другие тоже ломают руки и ноги. Отец взял

мать за плечи и повел к двери, что-то тихо говоря. Она протестовала, спорила, ее голос

звенел от эмоций.

— Где тебе понять? Ты не заботился о ребенке так, как я. Тут нужна мать. Как я

оставлю ребенка чужому человеку? Ему нужна мать.

— ...Ты не понимаешь. Я люблю его. Ничто не сравнится с материнской заботой,

это тебе каждый скажет.

— Вернон, дорогой, — она вырвалась из хватки мужа и подбежала к кровати, — ты

ведь хочешь, чтобы я осталась, правда? Ты хочешь мамочку?

— Я хочу Няню, — всхлипнул Вернон. — Хочу Няню.

Он имел в виду свою Няню, а не няню Френсис.

— О, — сказала мама. Она задрожала.

— Пойдем, дорогая, — мягко сказал отец. — Пошли.

Она оперлась на него, и они вышли. До Вернона донеслись слова:

— Мой собственный ребенок отворачивается от меня, идет к чужому человеку...

Няня Френсис разгладила одеяло и предложила ему попить.

— Няня скоро вернется, — сказала она. — Давай ей напишем? Ты будешь говорить

мне, что надо написать.

Вернона охватило пронзительное чувство благодарности. Нашелся человек,

который его по-настоящему понял...

3

Когда позже Вернон оглядывался на свое детство, этот период он всегда выделял.

Так это и называлось: «Когда я сломал ногу».

Конечно, приходилось признать, что в то время случались также мелкие

инциденты. Например, между матерью и доктором Коулзом произошел бурный обмен

мнениями. Естественно, это было не в его комнате, но Майра так повысила голос, что он

проникал через закрытую дверь. Вернон слышал негодующие восклицания: «Что значит я

его расстраиваю?! Я считаю, что я обязана ухаживать за своим ребенком... Естественно, я

была расстроена, я не из тех, у кого нет сердца. Посмотрите на Уолтера — ему хоть бы

что».

Было также много стычек, если не сказать баталий, между Майрой и няней

Френсис. Побеждала всегда Френсис, но дорогой ценой. Майра Дейр яростно ревновала к

той, кого она называла «платной сиделкой». Ей приходилось подчиняться требованиям

доктора Коулза, но она делала это неохотно и с откровенной грубостью, которую сестра

Френсис, кажется, не замечала.

По прошествии нескольких лет Вернон уже не помнил боль и скуку, которые тогда

испытывал. Он вспоминал только счастливые деньки, когда он мог играть и разговаривать, как никогда раньше. Потому что в лице няни Френсис он нашел взрослого, который не

считает, что «это забавно» или «занятно». Человека, который слушает с пониманием и

делает серьезные, разумные предложения. Няне Френсис он рассказал о Пуделе, Белке и

Кустике, о мистере Грине и его сотне детишек. И вместо «Какая забавная игра!» няня

Френсис просто спросила: эти сто детей — мальчики или девочки? Вернон никогда об