Хлеб великанов

не кажется тебе удачной. Я человек прямой и смотрю фактам в лицо. Если бы у тебя был

приличный доход и ты мог бы жить в Эбботс-Пьюисентс как джентльмен, такой вопрос

бы не возникал. Это я признаю. Ты из той же породы людей, что и твой отец. Но в тебе

течет и кровь Бентов, мой мальчик, а это не шутка.

У меня нет сына. Я хотел бы — если ты захочешь — смотреть на тебя как на сына.

Девочки у меня обеспечены, и прекрасно обеспечены. Заметь, тебе не придется

надрываться, я многого не требую. Я не меньше тебя понимаю, что для тебя означает это

место. Ты парень молодой. Вступишь в бизнес, когда закончишь Кембридж, — заметь, начнешь с самого низу. Сначала зарплата будет средней, потом пойдет вверх. Захочешь

уволиться к сорока годам — пожалуйста. К тому времени ты будешь богатым человеком и

сможешь распоряжаться своим имением так, как оно того заслуживает.

Надеюсь, ты женишься молодым — отличная штука жениться молодым! Твой

старший сын унаследует имение, а младшие сыновья вступят в первоклассный бизнес, где

смогут показать, из какого теста они сделаны. Я горжусь фирмой «Бент», как ты —

Эбботс-Пьюисентс, вот почему я понимаю а тебя. Я не хочу, чтобы тебе пришлось его

продавать. Чтобы твой род лишился его после стольких столетий — это позор. Ну вот, таково мое предложение.

— Дядя Сидни, вы очень добры...

Дядя выбросил вперед прямую руку.

— Давай на этом остановимся, если не возражаешь. Сейчас мне ответ не нужен. Я

его не приму. Когда вернешься из Кембриджа — вот тогда.

Он встал.

14 Майская неделя — состязания по гребле между колледжами Кембриджского университета; проводились в мае и продолжались одну неделю

— Очень любезно, что ты пригласил Энид на Майскую неделю. Она в таком

восторге! Если бы ты знал, что эта девушка о тебе думает, ты бы задрал нос. А, девушки

есть девушки!

Он хохотнул и захлопнул за собой дверь.

Вернон, нахмурившись, остался стоять в холле. Дядя Сидни поступает очень

порядочно — исключительно порядочно.

Только он не собирается принимать его предложение. Никакие в мире деньги не

оторвут его от музыки.

А Эбботс-Пьюисентс все равно получит, пока не знает как, но получит.

3

Майская неделя!

Вернон и Энид в Кембридже. Вернон выступает также в качестве

сопровождающего ее сестры Этель. Так что Бенты окружают его чуть ли не со всех

сторон.

Джо сразу же взорвалась:

— Какого черта ты пригласил Энид?

— О, мама так приставала; да ладно, какое это имеет значение.

Для Вернона имело значение только одно. Джо поговорила об этом с Себастьяном с

глазу на глаз.

— Неужели у Вернона это настоящее — насчет музыки? Получится ли у него что-

нибудь? Или это безумие скоро пройдет?

Но Себастьян был неожиданно серьезен.

— Знаешь, это необычайно интересно, — сказал он. — Насколько я понимаю, то,

что собирается сделать Вернон, будет революцией. Сейчас он, так сказать, овладевает

основами и овладевает с необычайной быстротой. Это признает старик Кодингтон, холя и

фыркает насчет идей Вернона, а также и насчет их осуществимости. Заинтересовался

старик Джеффри, математик Он говорит, что верноновские музыкальные идеи — это

четвертое измерение.

Я не знаю, пробьется Вернон или его сочтут безобидным сумасшедшим. Грань

очень тонка. Джеффри в восторге, но не обольщается. Он вполне справедливо указывает, что открыть нечто новое и протолкнуть его в мир — задача неблагодарная, и не

исключено, что открытия Вернона будут признаны через двести лет. Старый чудак. Сидит

и строит воображаемые кривые в пространстве.

Но я его понимаю. Вернон не создает новое, он открывает уже существующее. Как

ученый. Джеффри говорит, что ему понятна нелюбовь Вернона к музыке в детстве: для его

уха незавершенная музыка — то же, что недорисованная картина. Получается искаженная

перспектива. Для Вернона она звучит также, как для нас — примитивная музыка дикарей.

Нестерпимый диссонанс.

Джеффри полон странных идей. Заговори с ним про кубы, квадраты, другие

геометрические фигуры и скорость света — и он прямо с ума сходит. Он переписывается с

одним немецким парнем по имени Эйнштейн. Самое поразительное: он ни чуточки не

музыкален, но видит — или говорит, что видит, — все, чего добивается Вернон.

Джо погрузилась в глубокое раздумье.

— Ну что ж, — сказала она наконец, — я не поняла ни слова, но, похоже, Вернон

может добиться успеха во всем этом.

Себастьян был сдержан.

— Я этого не говорил. Возможно, Вернон — гений, тогда совсем другое дело.

Гениев обычно не признают. А может быть, он слегка помешался. Когда он говорит о

музыке, то временами кажется сумасшедшим. Но у меня такое чувство, что он прав, что, как ни странно, он знает, что говорит.

— Ты слышал о предложении дяди Сидни?

— Да. Вернон легкомысленно отвергает его, а это хорошее дело.

— Ты хочешь, чтобы он его принял? — ощетинилась Джо.

Себастьян остался раздражающе спокойным.

— Не знаю. Надо подумать. У Вернона могут быть замечательные теории музыки,

но еще не факт, что ему удастся осуществить их на практике.

— Ты выводишь меня из себя. — Джо отвернулась.

В последнее время Себастьян ее раздражал — слишком уж он холоден и расчетлив.