Хлеба и зрелищ

Мы вышли на свежий воздух и начали искать машину киношников, которые собирались поужинать в рыбном ресторанчике. Киношники уже уехали… Пришлось нам топать домой пешком по старой проселочной дороге, обсаженной кустарником; мы брели в темноте по растрескавшейся глине и по засохшим колеям. Поднявшись в гору, мы взглянули на бухту — под холодным светом луны море ярко блестело… Я давно хотел поговорить с Бертом. И сейчас для этого представился благоприятный случай. Мне надо было сказать многое. Я уже давно искал подходящей возможности. Но именно теперь, когда случай представился, я молчал. Удивительная история! Быть может, я молчал потому, что втайне уже смирился с собственным бессилием, потому что знал — все идет своим чередом и никакие слова ни на йоту не изменят судьбу Берта. Да, наверное, мое затянувшееся молчание было признанием, инстинктивным признанием того, что я капитулировал, отрекся от Берта.

Впрочем, через день все опять переменилось. На первый взгляд, во всяком случае.