Машины стали съезжать влево с возвышающейся дороги по покатой обочине на каменистую равнину и перестроились в боевую линию, ведя стрельбу из башенных стволов. Рота уверенно атаковала душманов, собираясь обойти кишлак с боков, чтобы зайти затем внутрь него.
Со стороны дувала духи вели ответный прицельный огонь из гранатомётов и тяжёлых пулемётов. То и дело рядом с машинами рвались кумулятивные гранаты, а по броне били огненные трассы пуль. Но броня выдерживала эти попадания.
Когда до кишлака оставалось метров триста, из-за стены обескураживающе неожиданно появились мирные люди – женщины, старики, дети, которых духи насильно выставили перед дувалом живым щитом. Они заметно напуганы, скорее даже в ужасе, жались к стене дувала, приседали, чтобы уменьшиться, невольно старались спрятаться друг за друга, кто-то стремился прикрыть детей.
Шаховской, чья машина участвовала в атаке и вела огонь, услышал в наушниках растерянный и подавленный голос Пасько:
– Рота, стой! Прекратить стрельбу!
Рота остановилась, и огонь практически прекратился. Лишь кое-кто из вошедших в раж наводчиков ещё бил редкими очередями из башенных ПКТ*
чуть выше дувала, над которым появлялись фигуры душманов, стрелявших из гранатомётов.И тут же одна граната угодила в БТР по соседству с 300-м. В этот раз не было того киношного факела – был лишь разрыв гранаты, после которого машина замерла и заглохла.
Если экипаж и выжил, то он контужен. Выжить он смог бы только благодаря открытым люкам, через которые могло стравиться избыточное давление внутри корпуса БТРа в момент взрыва кумулятивной гранаты. Что там с состоянием экипажа, понять пока невозможно…
По соседнему БТРу почти сразу прилетела следующая граната, но черканула по касательной и врылась в землю…
Прошли какие-то секунды, может, минута, а в роте уже обозначились значительные потери… Они были неприемлемы*
!Ждать дальше было совершенно нельзя. Требовалось немедленно принимать решение, – оно было очевидно и надо было лишь его озвучить, и Шаховской, весь посеревший от пыли, которая проникала в открытые люки, и больше от своей душевной стискивающей нутро боли, почти непроизвольно просит:
– Пасько, ну… ну же! – цедит он сквозь сжатые челюсти, но пытается сохранить для Пасько его командирский авторитет и позволить ему проявить себя волевым офицером.
Поэтому, так и не нажимая на тангенту и не выходя в эфир, с огромным трудом ожидает несколько секунд длиною в бесконечность на решение и команду от самого Пасько.
И Пасько словно услышал его. Шаховской так громко кричал внутри себя, что Пасько как будто услышал этот внутренний клич Шаховского. Он стал ему почти отвечать, хотя самого запроса от Алексея к нему не поступало:
– Там люди же… – оправдывался перед кем-то в наушниках голос Пасько, не подозревая, что его слышат.
– У нас тоже… – немедленно ответил Шаховской по связи.
Из БТРа через боковой люк выскочила Тася с медицинской сумкой.
– Тася! – крикнул и всем телом дёрнулся за ней Шаховской, но не мог дотянуться до неё со своего места, и потому не успел перехватить и задержать.
В наушниках раздался голос Пасько – настолько глухой, словно шёл из-под земли, но решительный:
– Рота, вперёд! Сосредоточенным, огонь!!
Машины прыжком сорвались с места, остервенело ведя огонь длинными очередями.
Шаховской громко и властно закричал по связи:
– «Кольцо», всем! Я – «Кама», огонь короткими, строго по духам!