Хлопок одной ладонью

– Не знаю, господин полковник. Выскочила навстречу, вверх бежала. В руке автомат, не нашей конструкции. Глаза безумные. Вроде как у той, в Тель-Авиве. Но живая. Я ее слегка стукнул, обезоружил. Автомат вон валяется, без патронов…

Ляхов и смотреть не стал, не до того. И так знал, какой и откуда. А вот что она вверх бежала – интересно. Может, со страху подвинулась умом, а может…

Кроме отнятого автомата на поясе у террористки висел еще и пистолет в аккуратной темно-коричневой кобуре. Вадим его вытащил. Нечто вроде «вальтера РР», но помассивнее, погрубее. «ПМ» советского производства, вспомнил он.

Он ткнул женщину стволом в подбородок, вздергивая лицо вверх. Прав ефрейтор, глаза не того. Но попробовать можно.

Вадим хлестко ударил ее по одной щеке, по другой. Сгреб в кулак плотную рубашку на груди. Встряхнул.

– Где человек, которого сегодня привезли? Ответишь, жить будешь! Там? Там? Там? – Он показывал пальцем вправо, влево по коридору, сопровождая каждый вопрос пощечиной. А как еще привести в чувство истеричку или остановить начинающийся реактивный психоз, если нет под рукой нужных медикаментов? Она, конечно, может ничего не знать, только вряд ли. Бабы вообще любопытны, а эта тем более, на рядового боевика не похожа. Каким-то краем, но к начальству причастна, если не сама начальница.

И когда он указал на дверь, ведущую в мезонин, в лице ее нечто дрогнуло. И глаза блеснули осмысленно.

– Держи ее, Короткевич! Руки свяжи и охраняй. Здесь стой. Я сейчас…

Дверь тоже крепкая, пусть и не железная, голыми руками ломать заморишься, снова взрывать – спрятаться негде.

– А ну, ефрейтор, общупай ее хорошенько. Ключ ищи, – крикнул он, пока что пытаясь поддеть ножом и отодрать планку, под которой должен скрываться язычок замка.

– Есть, господин полковник, – Короткевич бросил ему желто-блестящий ключ с двумя бородками.

Хорошо, если он!

Оказалось, он самый. Ловко вошел в скважину, а женщина вдруг стала подвывать утробным каким-то, почти нечеловеческим звуком.

Такое мы тоже видали и слыхали, мельком подумал Ляхов, сообразила, теперь под одержимую косить будет.

– Короткевич, дай ей еще пару раз по роже…

Максим сидел на полу в углу комнаты, куда не могли достать пули ни с улицы, ни через дверь, пристегнутый у трубе отопления сразу двумя наручниками, за каждую руку отдельно. Рот заклеен широким куском пластыря. Лицо красное, будто у него приступ гипертонии.

Но главное, живой!

Вадим сдернул пластырь, не рассчитав усилия, Максим вскрикнул. Побриться он утром не успел, и пробивающаяся щетина крепко прихватилась клеем.

– Уф-ф, – Бубнов выдохнул воздух, задышал глубоко и жадно. – Насморк у меня, нос заложило, так чуть не задохнулся, противнейшая, скажу я тебе, смерть…

– Как же это ты так опять поймался? – спросил Ляхов, ковыряясь в замке браслета шилом от складного ножичка. Умелые люди, говорят, дамской шпилькой враз отпирают.

– А ты меня как нашел?

– Путем размышлений…

Наконец и у него получилось, наручники остались висеть на трубе, Максим встал, потирая запястья. А тут и стрельба окончательно стихла. Ляхов посмотрел на часы. На все про все ушло только девятнадцать минут. А казалось – час минимум. Так что если Тарханов сразу же выслал подкрепление, минут через пятнадцать будут. Да когда ж у нас было, чтоб совсем сразу? Наверняка то одно, то другое. В общем, кладем еще полчаса.

Спустились на первый этаж. Осмотрелись.

Нормально повоевали. Не так, конечно, как Уваров в Бельведере, но тоже впечатляет.

Колосов был жив, не ранен даже, но мрачен.

– Трое убитых, трое раненых, господин полковник. Один – тяжело.

– Сейчас посмотрим…

На трех раненых имеется целых два врача. Роскошно, можно сказать. Когда на одного врача сто раненых, это хуже.

А с военной точки зрения – в строю остались поручик, Короткевич и еще двое. Ну и они с Максимом.

– Что неприятель?

– Убито шестнадцать, пленных два. С этой, значит, три…

– А у них что, раненых нет? – удивился Бубнов.

– Откуда? – изобразил намек на улыбку Колосов.

– Ты свои секретные патроны не применял?

– Да ну, господин полковник! В закрытом помещении…

– Максим, посмотри раненых, а у нас еще дела есть, – он поманил поручика рукой. Отошли к окну с выбитыми стеклами, закурили.

– Помощь к нам идет, да когда придет… Свое дело мы сделали, что и настораживает…

– Не совсем понял, – осторожно переспросил Колосов.

– Опасаюсь я, что к «этим» тоже подкрепление подтянуться может, не двадцать же их на всю Москву было, и для кого они Бубнова похищали? Он тут явно на пересидке был.

– То есть прикажете занять оборону?

– Именно. По всем азимутам, – Ляхов снова выглянул в окно и заметил, что внутри транспортера, не выпустив ручек пулемета, отчего ствол круто задрался в небо, замер в неловкой, неподходящей живому позе водитель.

– Этот – третий или четвертый?

– Четвертый, – вздохнул поручик. – Я только своих посчитал.

– Хреново, – сказал в пространство Вадим. – Их сколько было, нас втрое меньше. Мы их за двадцать минут сделали. Сами сколько продержимся, если что?

– Сколько надо, господин полковник. Так я пошел?