Хлопок одной ладонью

Перед ними толпилось много молодых парней и девчонок. Того самого возраста. Младше пятнадцати на «большие лодки» не допускали. Поодиночке, но больше парами. И я стала в очередь. Смешно! А может, и нет. Кому до меня какое дело? Вновь нахлынуло ощущение нереальности. Не сама я решаю, кто-то подсказывает, кто-то ведет. Может быть, «Остановиться, оглянуться», вспомнился любимый роман. Но нет! Иду, будто в спину подталкивает ласковая, мягкая, но не терпящая возражений лапа.

Уперлась в калитку. Опять замялась.

– Идете, нет? – спросила со странной интонацией плотная, пятидесятилетняя тетка. Билетерша. Видно, в моем облике что-то ее смутило, повидавшую за десятки лет многое и многих. Куда там иным социальным психологам.

«Да-да», – показалось, против своей воли ответила я.

Подошла к лодке. Будет напарник или напарница? Нет. Все идут по двое. Ладно, я и сама сумею! Тогда еще, в пятнадцать лет, когда сумела раскачаться и первый страх прошел, был такой восторг!

С надеждой испытать прежнее ощущение я перешагнула с деревянного настила в зыбкое суденышко. А дальше?

Паренек из обслуги подскочил, качнул раз, другой, третий. Пошло.

Ноги сами вспомнили, когда сгибать колени, когда выпрямлять.

Лечу, лечу, лечу!

Верхняя точка. Жду удара в ограничитель. Нет! Лодка выходит на вертикаль. Зависаю. Вдруг вспомнился Буратино: «Ногами вверх – голова будет работать лучше…»

Невесомость, и вдруг кто-то меня окликает изнутри мозга: «Таня, слышишь?»

– Кто здесь?

Стремительный полет вниз и снова вверх.

«А как ты думаешь?»

Размах – четыре секунды, во время них пустота!

«Ты меня не узнаешь? Не помнишь?»

Что-то такое близкое, родное? Нет!

Еще размах. Дыхание почти остановилось. Лечу в безвоздушном пространстве.

«Я – Гериев!»[150]

– Ты? Гериев?

Втянула полные легкие, воздух уже не помещается, бронхи горят. Меркнет сознание.

«Да, я, я! У меня всего две секунды. Здесь время не ваше. Я успею. Я люблю тебя уже триста лет. Я всюду шел за тобой, все годы. А встретил – в преисподней… Успей услышать, запомни. Сейчас от тебя зависит спасение России. Ты должна…»

Вверх! Ноги перестали подчиняться, почти не разгибаются, чтобы толкать лодочку, дрожат, но инерция сильна, снова выносит в верхнюю, «мертвую» точку. Какое верное название.

– Ты где, Гериев, Гериев, Гериев?

Вниз. Ноги подкашиваются, хочется отпустить толстые стальные прутья, сесть… Или – улететь. Сознание, если и есть, то полубессознательное. Смешно, правда?

Когда лодочка остановилась, прижатая снизу деревянным тормозом, сама я выйти не смогла, сидела, пока давешний парень помог мне выйти за калитку.

– Мозги надо иметь, – буркнула мне в спину билетерша. – В твои-то годы на качели лезть…

«А какие мои годы? – подумала я? – Двадцать девять скоро. Или – триста?»

Отошла под прикрытие вечнозеленых кустарников, присела на древнюю парковую скамейку. Чуть помоложе меня.

Полезла в сумочку, наткнулась на подаренный Майей пистолет, под ним нащупала сигаретную пачку.

Что же это было? Бред, мозговой спазм, пробой в «тонкий мир», в «боковое время», где я впервые увидела Гериева, где случилось то, что случилось. А выходит, мы с ним давно знакомы? Не оттого ли я испытала приступ неконтролируемой злобы к Ляхову, чуть не накричала на него, не имея к тому никаких оснований?

Очень уж, невзирая на странный психический фон, все было отчетливо. Вплоть до последнего – «ты должна!».

Что должна, кому, зачем? Тарханов с Ляховым должны князю по долгу службы. А я? Ладно, кавалерственная дама, и Олегу Константиновичу… тоже долг отдала, или просто, как в народе говорят – …

Спасать Россию – от кого, когда и как? Она в этом нуждается?

Но тут же вспомнились и слова Ларисы, крайне неприятной женщины: «Этот день, девочки, может быть, для вас последний спокойный!» Она что, с нами полгода таскалась по миру покойников? Думает, больше нашего видела?

«А может, и видела», – краем сознания проскочила трезвая мысль.

И сразу я переключилась на другое. Идти сейчас домой или нет? Может быть, проще перевести сколько-то денег, и пусть остаются в неведении, что я тут, рядом? Если случится плохое, им будет куда тяжелее…

Тогда что? Обратно в Кислый? Рассказать все Майе и «бонне»? И ведь понимала, что так правильнее всего и следовало поступить. Рассказать, поделиться, придумать, что делать дальше.

И пока я сидела в раздумье, кто-то присел рядом и уже потом спросил: «Разрешите?», как будто я могла отказать в праве занять край общественной скамейки.

– Да-да, пожалуйста.

Только бы он не приставал с вопросами и предложениями. Я даже не посмотрела в его сторону, совсем не до того было. И напрасно.

Следующее произошло очень быстро, напористо и как-то «по-хозяйски», другого слова не подберу.